Пора меж волка и собаки

– Да нет, я про это, – Иван задумался и заучено выдал, – Надобно возвести правителя высоко, да и пхнуть его в зашею на дол.

– Это ты никак про Саин-Булата? – Малка глянула в затылок Ивана, – Смотри, он ордынский царь. Всколыхнешь всех казаков, да татар, потом эту волну назад не осадишь. Да пора Симеону на покой. Он порядок придержал, бунту воли не дал. Отошли его в Тверь. Он, заодно, и за тверскими присмотрит, – про себя подумала, – Надо бы касимовского царя с его ордой поближе к Кудеяру передвинуть, что-то мне ноне Иван совсем не нравиться. Не тот он, ой не тот, – еще подумала, – Или я не та.

Вечером пришла в подвал к Бомелию, который после клетки железной на свет дневной и не выбирался. Лету свою отослал куда-то, так, что даже службы тайные найти не смогли, сколь не искали.

– Что Микулица, друг сердешный? Что делать будем?

– Будешь! – уточнил чернокнижник, – Ты будешь. Я боле в эти игры не играю. Вот библиотеку до конца соберу, упрячу в тайный схорон. И, прощевай Русь!

– Как так? – опешила Малка.

– Так сестричка дорогая. Я в клетке уже насиделся. Меня в ней еще и зажарить обещались. Ведьм эти выродки в Новгороде пожгли, чего им было и меня не пожечь? Легко! Так что не держи зла на сердце, подаюсь вслед за Жанной. А ты тут одна управляйся.

– Так я ж одна не сдюжу! – плаксиво протянула Малка.

– Сдюжишь. За тобой теперь, почитай, все Боги. Надо будет. Прижмет нужда – сдюжишь. Совсем прижмет, мы все подмогнем. Но в эту игру с паутиной золотой я играть не буду! Все! Отрезал!!! Прощевай! – миролюбиво добавил, – Меня Лета ждет, я ее сто лет не видел.

– Врешь! Сто лет не видел. Ну, лет пять не более, – постаралась свести к шутке волховиня, – Ладно, зла не держу, хотя очень жаль.

– Не держи зла на сердце, – еще раз повторил Микулица, – Сил нет! Прости меня Сумеречная Дева, – он первый раз назвал ее так, – Помни, мы все всегда рядом, – он обнял ее, расцеловал, отвернулся и начал усиленно рыться в своих книгах, так что пыль полетела столбом.

– Микулица, а, Микулица, – голос ее звучал как в детстве в березовой рощице у Суздаля, на старом капище Макоши, – Ты зачем меня бросаешь?

– Я не бросаю, – повернулся к ней монах, – Я передыху прошу. Ты ж сама говорила, что бессмертные не умирают, но болеют тяжко. Так вот, сестренка, сердце жмет и болит…нестерпимо…

– От чего ж так?

– От всего. От жизни этой…от людей, что хуже псов…твои волкодлаки среди них самые человечные…от тебя…

– От меня то что? – она искренне удивилась.

– От того, как ты на глазах преображаешься. Была солнышко в окошке, стала сумрак лесной. Еще чуть-чуть и помраком станешь ночным…

– Не бывать тому! Не бывать тому Микулица!!! Ты ж сам знаешь. Лучше на костер взойду!!!

– Не дай Боги, – он замолчал. Тяжело подумал, – Отпусти. Дай отдышаться. Я с тобой дольше всех держусь. Но ломит в груди. Не стальное там… живое. Извини, если что не так сказал, – он махнул рукой, – Приходи вечером простимся. Ночью уйду.

– Приду, – она повернулась и пошла. С прямой спиной, по которой, казалось, градом катились слезы.

Глава 2 На страже портала

Все почести этого мира не стоят одного хорошего друга.

Вольтер

В ясный февральский день в Отрантском проливе при попутном северном ветре, по направлению к Ионическим островам показалась небольшая флотилия под флагами светлейшей Венецианской республики. Капитан, человек бывалый, повиновался старику лет шестидесяти, судя по одеянию и манерам, знатному сеньору. Старый синьор, в свою очередь, повиновался своей спутнице, молоденькой красавице. Капитан был ведущей рукой, несущегося по гребням волн корабля, синьор Баффо, так звали венецианского сеньора, его сердцем, а красавица с красно-золотыми волосами – душою. Синьор Баффо по повелению светлейшей республики отправлялся губернатором на остров Корфу. Опасность, угрожавшая этому острову требовали назначения губернатором человека храброго, энергичного, решительного, и всеми этими качествами, по мнению венецианской синьории, обладал Баффо.

Старого вояку можно было бы обвинить только в одной слабости – в безмерной любви к единственной дочери… Впрочем, она была не то, чтобы бы его дочь. Известный в Венеции холостяк и женоненавистник, удочерил ее буквально за год до этого путешествия, чем произвел большой переполох в республике купцов и мореходов. Все знали, что у него в молодости была какая-то романтическая история, после чего он избегал женщин. Как случилось, что этот закаленный в морских сражениях боец, просоленный забортной водой флотоводец, и прожженный в закулисных играх дипломат, принял в свой дом эту прекрасную рыжеволосую нимфу, осталось для всех загадкой. Так же осталось загадкой, откуда она появилась в доме у Большого канала, стоявшего напротив Золотого Дворца. Только сам старик Баффо знал, что в течение десяти лет не было дня, чтобы он не вспоминал об одном странном предсказании.