Пора меж волка и собаки

С тех пор, как он состоял дядькой при царевиче Дмитрии, несмышленыше и сопляке, мысли о том, что трон, вот он под рукой, начали опять роиться в его голове. Мария Нагая была еще в самом соку. Ума не палата, так ему с ней и не в шахматы играть. Государь уже совсем немочен. Правда меж ним и троном стояли еще два царевича – Иван да Федор. Но в том, что бы сбросить с доски шахматной старшего из них заодно с ним был старый его дружок и сродственник Бориска Годунов. Только тот со своей корысти, будучи братом Ирины, и зная, что он ноне приходился родственником Федору Ивановичу, ждал, что бы такое случилось с Иваном Ивановичем, что бы он притулился бы сбоку от трона Федора и его царицы Ирины, своей глупой сестренки.

Мысли эти тяжело копошились в похмельной голове оружничего, затем голова просветлела. Квасок и медок свое дело сделали. Богдан высунулся в дверь и крикнул, чтоб седлали коня и готовили платье парадное. Надо будет наведаться к родственнику Годунову, дочку навестить.

Малка сидела в подземелье, в старой келье Микулицы, где он колдовал над своим философским камнем, пытаясь найти истину. На коленях ее уютно устроилась серая кошка. Прав был Малюта. Всегда она у ее ног трется. Правда вот, ворон на плече не сидит, прилетает иногда от Мараны, вести приносит, но на плече не сидит. Байки это все людские. Она гладила кошку, в темноте подземелья пушистый мех ее искрился каким-то неземным светом. Малка думала тяжелую думу. Для нее теперь не было секретов бытия Яви, завесу времени она отдергивала, даже сама не замечая этого. Поэтому то, как травят Малюта и Борис старшего царевича Ивана, ей было видно, как на ладони. Травят умело смесью живого серебра – ртути и мышьяка. Царевич пока еще был крепок и здоров. Организм его боролся против яда уверенно. Да к тому же Малка знала, что сама поила еще маленького царевича каплями сулемы, поэтому к мышьяку он был готов. От ртути же она его спасала противоядием, что подливала ему во взвар каждый день. Она еще не решила, сворачивать ли ей род Рюриковичей на Руси, или нет. Иван Молодой ей нравился, в отличие от отца, совсем уже выжившего из ума. То, что Ивана Грозного напичкали ядом по самые завязки горностаевой мантии, она тоже знала, но это уже мало волновало ее. Она задумчиво расчесывала распущенные косы, даже в темноте видя в венецианское зеркало, оставленное здесь Микулицей, как припорошило ее огненные волосы, каким-то серым то ли пеплом, то ли прикоптило дымом, отчего появился на них какой-то серый налет. Гребень медленно взрывал пушистую копну, а мысли продолжали крутиться в голове. Федор слаб и немощен, его хоть не изводят, но, если захотят, в могилу определят, в сей момент, больно в нем дух легок. Жена его Ирина, та баба сильная. Малка вспомнила, как сказала тогда Жрица Забвения, что, мол, Мария Нагая для дома хороша, что нет в ней куражу как в Ирине Годуновой. С куражом значит, про себя подытожила она. Эта может, как Елена Глинская, как Мария Стюард многое накрутить, да братец будет под ногами болтаться. Как он про нее тогда зло сказал-то, что, мол, все кобели за этой сучкой бегают. Он ее из злобы этой и сгубит. Дурак. Так что Федор с Ириной тоже не парочка для трона Монамахова. Остаются только Дмитрий, да Малюта. Она расчесала волосы и стала их заплетать в длинную толстую косу. Дмитрий, что от Марии Нагой, еще совсем малец, но если его уберечь и обласкать может в большие государи выйти, но все его нити с нитями судьбы Малюты в один узор сплетаются. Малка заплела косу, поймала себя на мысли, что она теперь как норна узоры судеб начала различать, стряхнула эту мысль, опять задумалась. Дмитрий, конечно, мог бы, но тянет за собой дядьку своего Малюту, а у того на уме одна власть, да золото. Да подольше, да побольше. Да славы во все трубы, да звону во все колокола, да девок полон дом, да еще в баню. Нет! Она уложила косу на челе замысловатой короной, заколола гребнем с месяцем, тихо свистнула.

– Чего госпожа звала? – тут же появилась серая тень.

– Где-то здесь яды у Микулицы хранились? – она провела рукой по пустым полкам.

– Не здесь. В схороне, – тень нажала какой-то рычажок, стена отодвинулась и открыла полку со склянками, – Вот они. Какой надобно?

– Давай змейку серебряную. Яд аспида, – она протянула руку, потом отдернула, – Вообще сам знаешь.

– Кого? – коротко уточнила тень.

– Грозного…и Федора. Беги, – тень пропала, как ее и не было.

Малка накинула на голову плат, плотно повязала его, так что остались одни глаза, сверху надвинула клобук. Вышла потайным ходом через подворье Малюты Скуратова на Остожье и пошла протоптанной тропинкой, хрустя свежим снегом к своей обители. На плечо ей опустился ворон.

– Ну, вот скажут, опять ведьма с вороном своим и кошкой тащится, – заворчала на него Малка.

– Госпожа Марана чует, что ты ей чего сказать хочешь? – каркнул ворон.

– Пусть пошлет сынка. Надо старшего царевича с женой и новорожденным прибрать, а для компании и людишек прихватить, что б не шибко заметно было, – тяжело вздохнув, но, наконец, приняв решение, сказала Сумеречная Дева.