Пора меж волка и собаки

– Не служить, а дружить, – поднимая ее и ставя рядом с собой, поправила новая Богиня, – Свободе не служат и не прислуживают, ее благосклонность получают, как награду за дружбу и верность. Нельзя заслужить ее любовь, нельзя получить хоть глоток из ее рук, если ты склонил голову в ожидании службы. Рабам Свобода не нужна! Встань подруга. Мы ровны. Мы сестры. Встань!

– А вы? – Малка повернулась к Макоши, Артемиде и Маране.

– Мы тоже уходим для всех. Для всех, но не для тебя. Для тебя мы всегда рядом. Но для остальных мы рядом только в Прави, куда скоро закроются почти все Врата. Мы оставляем вам только несколько Врат, там, где их хранят верные стражи, такие как ты и Жанна. Мы уходим из Храмов и капищ, – голос Артемиды дрогнул.

– Мы уходим из темных пещер, – подхватила Марана, – С тобой остаются мои дети. Они не бояться ничего, Их самих боится все живое в Яви, – ухмыльнулась, – И неживое в Нави.

– Мы уходим из святых рощ. Мы гасим зничи на Ромовах, – продолжила Макошь, – Я оставляю норнам готовые нити судеб мира, пусть плетут свои узоры.

– А Святобор, Святовит…

– Они уже ушли, – жестко оборвала вопрос Марана, – У вас больше не будет живых Богов…

– Пока не будет, – смягчила Артемида.

– Пока я не сплела другую нить ваших судеб, – поддержала сестру Макошь.

На следующее утро Малка вышла во двор Алексеевской обители, обвела его взглядом. Двор заметно опустел. Сестры как бы помельчали, посмирели и стало их заметно меньше. Заметно для ее глаза. Остальные не видели перемен. Богини помрак напустили, догадалась Сумеречная Дева. Вравронии и все жрицы так там, на поле и остались, а это просто смиренные монашки.

– Вот я осталась совсем одна. Видно пришла пора сворачивать скатерть самобранку. Видно пришла пора…как это там? Ага! Меж волка и собаки. Ну что ж…. Пора не пора – иду со двора! – озорно крикнула она в морозное утро. Почувствовала, что кто-то рядом. О ее ногу терлась серая кошка, – Иди сюда, киса. Иди сюда, пушистая. Ходишь сама по себе, где хочешь, – она подхватила ее на руки и нырнула в теремок.

Глава 7 Яд аспида

Понимание необходимости выполнить свой долг требует забвения собственных интересов.

Гюго В.

Григорий Бельский просыпался в это утро тяжело. Он уже привык к прозвищу Богдан, как когда-то в опричной молодости привык к прозвищу Малюта Скурат. Потянулся, глянул в окно. Под лучами встающего солнца снег искрился, как осыпанный драгоценными каменьями. Вставать страсть, как не хотелось. Он вспомнил, как вчера при государе его отчитала суровая игуменья Алексеевского монастыря. Да и было бы за что, а то так, съездил по уху, пробегавшему мимо служке, да и то ради того, что бы руку с мороза размять, а она как мальчишку. Только что за уши не оттрепала. Богдан опять потянулся. С тех пор, как пропала царева ключница Малка, вечно веселая хохотушка, с синими бездонными глазами, как его родное Белоозеро, Иван Грозный стал все больше походить на монаха, скрытного и уединенного. Малку все называли ведьмой и за глаза, и в глаза. Называли озорно, с вызовом. Она только смеялась в ответ, топя в своих синих озерах, вспыхивающие в них хитринки. Суровую же игуменью, пришедшую ей на смену, ведьмой называть даже про себя остерегались, сглатывая это слово, готовое сорваться с языка при ее появлении. Она всегда ходила в черном плате, повязанном по самые глаза. Да и в глаза те Богдан, заглянувши один раз, больше смотреть не отваживался. Какая-то могильная чернота, бездонный мрак раскрывался в ее глазах и засасывал в себя, засасывал, так, что терялась и воля и смелость, оставался один ужас и покорность. Это у него-то неустрашимого оружничего Богдана Бельского, бесшабашного Малюты Скуратова, несгибаемого и горделивого Рюриковича, Гедиминовича и Чингизида – Григория Львовича Бельского-Белоозерского. Богдан трижды сплюнул через левое плечо, вспомнив новую советчицу царя, и, вставая с лежанки, зачурался.

– Чур, чур, чур, меня от такой напасти! – сунул ноги в теплые чуни и накинул меховой душегрей, – Эй, есть кто-нибудь!? Кваску кисленького принесите, али меду хмельного. Голова трещит. Точно, сглазила вороново племя. – он пошел к лавке, – Нет, она точно нечисть какая, – вслух подвел итог, – Говорят у нее на плече ворон черный сидит, а у ног все время кошка серая трется. Чур, меня от такой напасти.

– Вот квасок и медок, – влетела в спальню ядреная девка, – Может огурчика солененького, или груздочка ядрененького?

– Беги отседа, – хлопнул ее по заду Бельский, – А то гляди, я тебя саму вместо груздочка завалю.

– Так мы и не против…, – стрельнула глазами девка.

– Кыш! Не до тебя вертихвостка, – он уже не различал их. Знал, дворня подобрана по его вкусу и его нраву.