Пора меж волка и собаки

– Так его черноризца! – услышал он в ушах знакомый шепот и успокоился.

Восточную княжну крестили в соборе Успенья Богородицы на кремлевском подворье. По правую руку от нее стоял брат ее Салтан, в миру крещенный Михаилом, по левую – воин в зеленом кафтане. Митрополит смотрел недобро, ворчал под нос.

– Распустила власы-то бесово отродье. Опростоволосилась. Нет бы косу заплесть и платом покрыться, – разве что не плевался на распущенные по плечам длинные косы, черные как вороново крыло и прикрытые золоченой сеткой с жемчугами, – Как бы наречь тебя, вороново семя? Анастасия – лесная дочь, уже была. До Елены Прекрасной у тебя нос не дорос. Как бы назвать-то?

– Ты ее Марией нареки, как всех берегинь в мире Мать Артемида нарекает. Она ведь род от самой Матери Ариев – предков наших ведет. Потому и отец у нее имя Ид-Ар носит, – раздалось у него в ушах.

– Это кто? – неожиданно громко спросил Макарий и закрутил головой.

– Это я, Сиятельная. Дева Ариев. А для тебя Ариния твоя, – опять раздалось в ушах, – Упокоишься, мы с тобой еще встретимся. За грехи твои тяжкие и душу твою продажную. Крести! – вдруг коротко закончил голос.

– Крестится раба божия Кученея, – вдруг жалобно заблеял Макарий, – В имя царское Мария. В честь кающейся грешницы и святой Марии Магдалины.

Иван подарил невесте золотой крест-складень, а сыновья его Иван да Федор по кресту усыпанному каменьями и жемчугами.

Спустя месяц Москву огласил переливчатый звон колоколов, такой звон, что в пору было уши затыкать. На всех колокольнях стояли псари царевы, сами отбивая величальную. Венчался Иван Васильевич и новая царица Мария Темрюковна. Вкруг молодых стояли невестины воительницы, и молодые псари из самых царю приближенных. Бояр потеснили по дале. Пока потеснили чуть-чуть. Но всему свое время.

Спустя короткий срок, рать собранная тайно с большим нарядом, с пушками осадными и со стрелецким боем скоро подошла к Полоцку и штурмом взяла город. Война за Ливонию началась не на шутку.

– Исполнилось пророчество Русского угодника Петра митрополита о граде Москве, – возопил на Торгу Василий блаженный, – Взыдуть руки ее на плещи врагов наших!

– Вот то дело, – похлопал его по плечу, проходящий мимо Угрюм.

– Пронесло, – подумал Василий, потирая отшибленное плечо, – И лапа-то как кувалда.

Угрюм же вошел во двор посольского приказа, сурово спросил.

– Висковатый! Ванька! Посольство к крымчакам готово?

– А тебе-то что? – огрызнулся Висковатый.

– То не я спросил. Царь! – рявкнул Угрюм.

– Готово, – коротко ответил дьяк.

– Пошлите Девлет-Гирею пленных панов, да коней, что по горячее. Да вот еще, – он достал из-за пазухи шкатулку из серебра, – Пусть посол лично в руки хану отдаст. Скажет от государя подарок.

– Глянуть-то можно?

– Отчего нельзя, глянь. Таких запретов не было. Да и запора нет. Говорят заговорена вещица, – миролюбиво ответил царев гонец.

Посольский дьяк открыл шкатулку, развернул тряпицу золотого шитья и опешил. В тряпице лежал кинжал удивительно тонкой работы.

– Эка невидаль! – покачал дьяк головой, – А работа видать мастерская и старая. Пожалуй, старше моего пращура будет.

– Это кинжал раздора. Слыхал о таком? – тихо спросила неизвестно откуда вывернувшаяся черная игуменья Алексеевского монастыря.

– Фу ты, – вздрогнул Иван Висковатый, – Ходишь, словно кошка, и не слыхать тебя. Будто тень черная. Расскажи смиренница, коли ты в кинжалах мастак.

– Как тебе отказать-то? Ты ж у нас всем Посольским Приказом заправляешь. Ты ж у Государя посольский дьяк. Тебе эта байка в пору. Сказка ложь, да в ней намек…. Слушай, дьяк, – игуменья присела на сучковатую корягу, кажется специально выгнувшуюся, как кошка, у ее ноги, и повела рассказ, – В далекие, давние времена, когда князь Даниил – сын Великого князя Владимирского Александра заложил над Москвой-рекой, над Смородиной, на высоком холме Храм в честь Богородицы, произошла эта история. По наущении благоверного Петра, поставил здесь на Бору князь Даниил Дом Богородицы, как еще Андрей Боголюбский завещал, и решил собрать в граде Дмитрове верховых князей земли Русской: Владимирского Андрея, Тверского Михайлу, Переславского Александра, да сам от Дома Богородицы приехать. Собрать и решить всем гуртом, как с ханами в Орде Золотой мир-дружбу держать, и кланяться им поясно или на одной ступени стоять.

– Это что ж еще до Дмитрия Донского хотели Орду на место ставить? – уточнил Висковатый.

– Так, – коротко подтвердила монахиня, – Так вот, про тот сход прознал хан Тохта и созвал к себе чародеев и ведунов своих с четырех сторон земли. Пошушукались чародеи и главный рек: «Пусть съезжаются князья на свой совет. Пусть едят, пьют, пьяные речи держат бахвальные. Пусть строят планы супротив Орды. Не вмешивайся. Нет за ними силы воинской. Нет у них единства полного. Нет у них понимания с братьями орденскими, покуда они вкруг Дома матери нашей Богородицы-Артемиды не собрались. Подари им хан каждому по кинжалу раздора».

– По этому что ли? – дьяк покачал на руке старинный кинжал.