Порча

Пивника звали Жекой. Он заочно учился на Юрфаке и, в силу каких-то неурядиц с наемным жильем, пользуясь родственными отношениями с комендантшей, временно проживал в отдельной комнате на втором этаже. Худой, с курносым лицом Жека влюбился в студентку дневного отделения Ольгу Чеботареву. Настойчиво поджидал ее в проходном холле. Зазывал в ресторан, приглашал даже покататься на собственной машине. Машина считалась большой роскошью. Несмотря на всемерную популярность, Жека имел тайный бзик. У него наблюдалось редкое по тем временам явление – религиозная озабоченность. Поговаривали, что он ходил в церковь и даже молился. А студентка, девушка небогатая, симпатичная, частенько захаживала к парням. Те воспринимали ее как очередную наложницу покерного короля Игоря Черкасова и нисколько не чурались ее присутствия.

Игорь не то, чтобы не разрешал Ольге встречаться с пивником, но как-то так повелось, что закрывал глаза на побочный флирт своей спутницы. Демонстрировал непринужденность. Ольга, по простоте душевной, кокетничала: ни вашим, ни нашим. В конце концов, треугольник разрешился самым беспардонным образом. Игорь заманил пивника на игру. В покер тот играть не умел, разыграли ази в три карты. В присутствии многочисленных наблюдателей молодой шулер раздел гостя до нитки. В буквальном смысле худющий Жека остался в одних трусах. Мало того, проигравший в счет долга, должен был бесплатно поить Игоря до окончания сессии пивом.

В условиях расплаты за проигрыш пропустили оговорить принципиальный нюанс: количество пития. Пивник, видимо полагал, что одному человеку достаточно трех литров в день: не ущербно, на пене спишется. А студент пить пиво один не умел, подключалась вся честна̀я компания. Когда Жека бунтовал против несоразмерного потребления, тогда на разборки посылали Ольгу. Ей давалось ценное указание, что-то вроде партийного поручения. Насмешкам не было предела. Дошло до того, что кумир округи в отчаянии спрыгнул с окна второго этажа и сломал себе палец.

Студенты принялись воспитывать страдальца. Вечером вчетвером зашли к нему в комнату:

– Ты что натворил? Понимаешь, что засветил всех? Теперь нас могут выселить… И тебя, кстати тоже, – смущенный таким вниманием, Жека послал пришедших, как мог, подальше. Те, конечно, обиделись, хотели сломать ему второй палец, но вовремя приехала милиция и подобру-поздорову увезла бузотеров в каталажку. Наутро всех выпустили. Друзья – антагонисты исподтишка принялись безжалостно раскрывать упертому слепцу глаза на правду.

– Да ты знаешь, кто она? Знаешь сколько таких, как ты, у нее? – Жека не верил, тогда друзья догадались пригласить церковника: того-то пивник точно не пошлет. Дело оставалось за малым: где церковника взять? Лояльный поп в СССР был экзотикой.

Подговорили студента младшего курса, известного хохмача Андрея Малыгина, по прозвищу «Малыга», который жил на верхнем этаже и с Жекой не встречался. Каким-то образом выторговали напрокат рясу. Нарядили в нее своего артиста, надели поверх рясы деревянный крест и смело подошли к Жекиной комнате. Решительно постучались.

Хозяин, открыв дверь, остолбенел. Сообразив, что предстоит не банальная отповедь, а нечто более существенное, принял делегацию по-дружески, уважительно и заботливо. Те, после внушительного промоушена усадили послушника на стул, зажгли свечку. Батюшка расправил скатерку, раскрыл толстенную книгу и залепетал что-то басистой скороговоркой. А потом, сурово посмотрел на виновника торжества и да как воскликнет:

– Покайся, сын мой! – гости переглянулись. После непродолжительного чтения оратор наставительно ляпнул: – Не сотвори греха во гневе! – И вновь укоризненно посмотрел на заблудшего. Тот нахмурился, исподлобья взирая на происходящее. Батюшка, скороговоркой пробубнив очередной абзац книги, произнес нечто невразумительное: – Да, николи же будет тыби! – Слегка запнулся и повысил голос. – Отныне и присно и во веки веком, аминь! – Артист входил в роль. – Отыди! – Сотрясая полами арендованной рясы, он нес околесицу, студенты с серьезными лицами умирали со смеху.

Жеку повело. Во избежание непредвиденных травм на духовнике, «еретик» остервенело хрястнул кулаком себя по колену и потянулся, чтобы ухватить «липовую» бороду. Кто-то из присутствующих водрузил нервному хозяину на плечи цепкие руки. А поп, не взирая на суровость ситуации, продолжал. – Пошто чертей приютил? – Худого пивника, не то от наглости наезда, не то от перепитого накануне, выворотило вдруг. Картина была печальной.

Привязанность к повсеместной красавице как-то само собой поутихла. Пивника выселили, а студенты, вспоминая тот случай, подтрунивали над Малыгой: «Какой голос! Тебе бы арии на сцене петь, а ты тут пиво хлещешь». Когда я рассказывал Вере эту историю, она хохотала до упаду.

И вот теперь, на закате лет, сидя на изголовье кровати, я представил, как буду рассказывать друзьям об изгнании бесов из Веры. И покатывался со смеху. Надо же? Странно, наверное, видеть со стороны седого мужчину, смеющегося на смертном одре жены.

Вошел сын.

– Пап, что с тобой? – я опомнился.