— Искать почву или же даже пробовать создать ее — вот где была бы глупость, и как хорошо, что ты достаточно умен, чтобы ее не делать. Ведь так?
Они уставились в глаза друг другу, оба с лицами, словно вырезанными из камня, ни единый мускул не дрогнет, и мое удивление стремительно росло из-за затянувшегося молчания Иносласа. Для чего он испытывает терпение предводителя, ведь не может не ощущать эту быстро сгущающуюся угрозу, буквально осязаемо повисшую в комнате. И почему мне начинает казаться, что их безмолвный визуальный поединок сейчас не совсем касается тайных шпионских замыслов Иносласа и однозначного запрета Бора искать пути их осуществления, а есть еще что-то. Мне даже собственное здесь присутствие почудилось не совсем уместным, будто оно мешает произойти чему-то окончательному, чему все равно придется случиться рано или поздно. Я сглотнула, и звук вышел каким-то неожиданно громким в искрящей тиши, вернув внимание обоих мужчин ко мне.
— Безусловно, на свои умственные способности я пока не жалуюсь, — опустив-таки глаза, ответил руниг, — и весьма надеюсь, что Пресветлая позволит сохранять их и впредь.
— Рекра. Рассказывай, — приказал Бора, притянув меня к себе и поцеловав в висок.
— Эта девушка ведь не из местных, — кивнул Инослас, подчиняясь, — и, насколько мне удалось узнать, с ее появлением тут связана некая история из прошлого.
— Или ты слишком пронырлив и с большими ушами, или у меня болтунов пруд пруди, — беззлобно, но не слишком довольно усмехнулся Бора и, поставив поближе единственный в комнате стул, уселся сам и тут же потянул меня себе на колени. — Ну да, история была, чего скрывать уж, хоть и не из разряда она тех, которыми принято хвастать в семьях, и раз уж твой воин о ней прознал, я и тебе поведаю, Ликоли. Тогда еще мой отец был при власти, и Свирепые один год совсем залютовали, больно уж они исстари мечтают ходить через наши земли, шкодя по пути, в ваш Гелиизен. Ведь у нас-то им есть кому отпор дать, а у вас… Гуляй — не хочу, грабь-насилуй.
Бора говорил без ноток хвастовства или нарочитого превосходства, но небольшую паузу все же сделал, давая и мне, и Иносласу понять, благодаря кому Гелиизен не подвергается набегам врагов, противопоставить силе которых у обычных людей просто нечего. Я это слышала раньше от Ронра, да наверняка и руниг с его пронырливостью тоже, но не настолько же наивна, чтобы поверить в появление в его душе благодарности за, по сути, оборону северных границ его возлюбленного государства, о коей мы и не ведали.
— Предводителем тогда у Свирепых был Сакру — очень сильный вождь, яростно придерживавшийся старых обычаев, по каким и место женщин совсем иное, чем у аниров, и все, кто без зверя рождены, — ничтожны, не ровня, считай, законная добыча. Он полностью отвергал не только наказы нашей богини о новой мирной жизни с соседями, но и само ее покровительство. Задумал он подмять Аргаст и всех стоящих под рукой моего отца под себя, дабы препятствий для его бесчинств больше никаких не было. Но потерпел поражение, отец не только согнал их прочь, но и, решив покарать, унять раз да надолго, пошел в их земли, разбил их воинство, убил самого Сакру. Но после, остыв, он решил сгладить вражду, или уж не знаю, какие мысли им верховодили… однако, он повелел взять к нам их вдов с детьми, чтобы, если сладится, создать союзы. Нашей с братом матери тогда уже не было в живых, вот он и взял с собой бывшую диалу убитого им предводителя Свирепых. Я был возраста Ронра, когда привез он ее с крошечной дочкой, но до сих пор помню, что красива она была, ох красива, хоть и не тебе чета, жена моя.
Я прикусила губу, смущаясь и радуясь. Пусть эта оговорка и не была необходимой, но согрела.
— К сожалению, у Свирепых действительно приняты совсем не те отношения между мужчинами и женщинами, нежели у нас, и, насколько я знаю, ни у кого так и не сложилось. Мягки да слишком обходительны наши воины оказались для привыкших к дикости и грубости вдов, и одна за другой они находили способы сбежать обратно в свои пределы. А бывшая диала Сакру первой среди них и была, даже месяца не прожила, слова никому вокруг за это время не сказала, имени своего даже не выдала, все только глядела на всех вокруг со злобой и презрением. А одной ночью сгинула, да еще и дочь свою бросила.
— Сгинула, — повторил руниг с каким-то непонятным мне значением, и, несмотря на то что он даже глаз не поднял, Бора странно напрягся.
— Да. — При этом коротком утверждении подавляющая сила предводителя выплеснулась, пройдясь по мне изнутри. — Вскоре после этого мой старший брат стал предводителем вместо отца, но Рекру растили здесь как свою, никто никогда не обижал или не тыкал ей, что она ребенок врага, у нас так не принято относиться к детям.