Моя милая Альва!
Прошлым летом, узнав, что ты в Лондоне, я была ужасно расстроена тем, как сильно тебя обидела и чем все обернулось, поэтому решила не докучать тебе своим присутствием и держаться поодаль. Ты имела полное право игнорировать меня, не отвечать на мое признание и избегать встречи со мной. Но сейчас я услышала, что ты снова посетила наши края, и надеюсь, что это письмо найдет тебя скоро и в добром здравии.
В прошлом году я не говорила друзьям, что Мэй больна. Мне казалось, нет нужды кого-то беспокоить – еще меньше мне хотелось напрашиваться на жалость. Мне, женщине, что так бессовестно предала тебя и поставила под удар. Я молчала в надежде, что мои подозрения о чахотке ошибочны. Мэй и вправду стало лучше, она, конечно, была еще слаба, но, кажется, начала поправляться.
Четыре дня назад мои надежды рухнули. Во время поездки в Рим моя милая, прекрасная девочка потеряла сознание и не очнулась. Альва, ее больше нет.
Не знаю, кто переживает это тяжелее – я или ее сестра. Ведь они с Элис близнецы, и, несмотря на то, что жили в двух телах, всегда казалось, что сердце у них одно. Правда, Элис приходится переживать только утрату, я же помимо этого чувствую ужасающую вину за то, что не смогла защитить Мэй или вылечить ее. Я не смогла стать той матерью, которую она заслуживала.
Я ничего не чувствую от ужаса, не могу спать, не хочу видеть никого, кроме моей Элис, которая после возвращения домой все время лежит в кровати. И вот я читаю о том, что ты добилась развода на собственных условиях. Лондонские газеты пишут об этом во всех подробностях. Конечно, они превратили тебя в настоящего демона – ведь твой пример опасен. Если дамы смогут при разводе получать не только опеку над детьми, но и миллионы долларов, от этого общества вскоре останутся лишь руины.
А я думаю – ну и пусть. Ты восстанешь из пепла, как феникс. Надеюсь, однажды у меня это тоже получится.
Завтра здесь, в Кимболтоне, мы похороним леди Мэй. Я бодрствую, дышу и ем только ради моей оставшейся дочери. Храни ее – и тебя, и твоих детей – Господь.
ТвояКонсуэлоАльва читала письмо, зажав рот ладонью.
Как ужасно! И несправедливо.
Матери не должны переживать своих детей.
Вся в слезах, она сходила за бумагой и пером, села и написала: