Порхай как бабочка, жаль как пчела

Сначала я просто безучастно стояла, пытаясь сообразить, что происходит, я вспомнила всё, что у нас с ним было, как, почему я ушла. Он, прижимая меня к себе, старался заглядывать в глаза, а я не могла ему ответить ни отпором, ни согласием. Я запуталась, в себе, в нём, в своих чувствах. И мне не нужно было время для раздумий, решение нужно принять сейчас, пока ещё не слишком поздно. Я вспоминала, с какими чувствами бежала от него, чего боялась, что прятала и, осознавая всё это, меня начала пробивать мелкая дрожь. Дима понял такую реакцию по-своему, властно проникая языком в мой рот, нарочито грубо прижимаясь губами, впиваясь в нежную кожу зубами.

– Нет… – пыталась прошептать я, но он меня не слышал. Дрожь усиливалась, осознание происходящего постепенно возвращалось, его руки уже гладили кожу под одеждой, лаская, прижимая к себе. Его дыхание сбивчивое, шумное, его глухие и ровные удары сердца набирали обороты. – Нет, нет, нет… я не могу!

Мелкими ударами своих кулачков я осыпала его грудь и плечи. Это не было сопротивлением – это было знаком протеста, моего протеста против его прикосновений. В первый момент Дима ещё не понимал, чего я добиваюсь, пытался ловить мои губы, которые так отчаянно повторяли одно и то же слово, его глаза были затуманены страстью, а мой протест перешёл в истерику. Вырвавшись на свободу, я смогла вздохнуть полной грудью, хотела бежать, но Дима поймал за руку, пытаясь снова притянуть к себе.

– Нет, нет, я не хочу больше! – Кричала я и сама глохла от своего крика. – Я хочу жить… а с тобой не получается! – Била я его уже изо всей силы, стараясь увернуться. – Ты не даёшь мне дышать, ты давишь на меня! Ты хочешь сделать меня удобной!

– А чего хочешь ты?! – Наконец оскалился Дима, прекратив бессмысленную борьбу и заключив меня в железные тиски своих объятий.

Я всё ещё пыталась оттолкнуть его от себя, когда получила лёгкую пощёчину и словно раскрыла глаза. Дима стоял от меня на расстоянии вытянутой руки, с распахнутой на груди рубашкой, красный от злости он сверлил меня недовольным взглядом.

– Чего ты хочешь? Где сейчас твой муж? Почему ты не с ним? Ты сказала, что хотела просто посмотреть. Посмотрела?

Вопросы вылетали из его горла, из его груди, ударялись о моё молчание и разбивались о моё равнодушие.

– Почему сразу не ушла? Сказать? – Он подошёл ближе, схватив меня за предплечье, зло прищурился и втянул шею в плечи, стараясь уменьшить расстояние между глазами. – Сказать?! – Прокричал он, сотрясая меня всю одним рывком.

Я онемела и ослепла от его гнева, от его тяжёлого взгляда, от той силы, которую он направлял против меня. Не добившись ответа, Дима резко рванул с места, заставляя идти за ним в другую комнату. Гневно толкнул ногой дверь, втаскивая меня следом, швырнул на матрац, тот самый, край которого бросился в глаза, как только я вошла.

– Вот чего ты хотела!

Со злостью выплюнул он эти слова, а я сидела на матраце, боясь шевельнуться. Дима окинул меня взглядом, бросил кривую усмешку и рывком сорвал свою рубашку с плеч. Сел у моих ног, больно зажима лицо ладонями.

– Потому что ты знаешь, каково это, быть в моей постели. Ты подсела на меня, ты всегда хотела только меня. И никто не удовлетворит тебя, так, как я.

Он говорил о сексе так грязно, так жёстко, каждое его слово как выстрел попадал точно в цель, больно ранив. Он всё свёл к сексу, потому что такой он меня видит: алчной, похотливой девкой, которая устроилась где теплее, а лечь хочет там, где горячо. Я и правда, такая?..

От мыслей оторвалась, когда он уже снял с меня водолазку, бюстгальтер. Не было больше поцелуев и его обжигающих ласк, я смотрела на всё отрешённо, как в замедленной съёмке, постфактум соображая, что происходит. Одним резким рывком Дима стянул с меня джинсы, следом трусы, я осталась абсолютно голая, лишь перламутровая жемчужная нить, которую до этого сам же мне на шею и повесил, не тронул. Дорогая шлюха… а дорогая ли? Я смотрела, как он раздевается. Расстёгивает ремень, первая, вторая пуговица на поясе брюк, ширинка, носки, трусы. Он приближается ко мне, больно сжимает лицо пальцами одной руки и грубо целует, рваным укусом оттягивая нижнюю губу.

– Презерватив… – Едва слышно прошептала я, почувствовав его возбуждение.

– Что?

На его лице отразилась просто уйма эмоций. «Это ты сейчас мне сказала?!» – кричал его насмешливый взгляд, «С каких пор шлюхи устанавливаю правила?».

– Презерватив. – Чуть громче повторила я, глядя прямо в глаза, на что он резко наклонился к моему уху и зловеще прошептал:

– Условия будешь выставлять своему благоверному, поняла? Как он тебя имеет? Покажешь любимую позу?

Его тон был угрожающим, лицо кривилось, проявляя отвращение. Я не двигалась, внимательно изучая каждую чёрточку его лица, каждый изгиб тела и не чувствовала ничего. Мне было всё равно, что сейчас произойдёт. Дима смотрел в мои глаза и пытался разгадать мысли, но если их нет… разве это возможно? Не отводя взгляда от лица, грубо продвинул два пальца вглубь моего тела и, улыбнувшись результату, с нездоровым блеском в глазах, огласил его мне:

– Мокрая.