Порочестер или Контрвиртуал

Это было двойственное чувство — радостное и горькое. Впервые за всё время нашего знакомства я отчётливо понял, что мы, в общем-то, не нужны Алле, может быть, даже мешаем. (Доселе я наивно полагал, что стареющая девушка должна руками и ногами хвататься за такую удачу). Сумеет ли Порочестер удержать её, я уж не говорю — заставить всё бросить и переселиться к нам, на природу, но хотя бы просто удержать?..

Я очень на это надеялся.

Ибо только теперь, когда срок моего вынужденного пребывания за городом почти подошёл к концу, я с режущей ясностью понял несомненную истину: спасти нас, всех четверых, от нарастающего ужаса безысходности и бесцельности жизни может только одно — выдуманная Порочестером коммуна. И спасала всё это время! Мысленно оборачиваясь назад, я вновь и вновь с изумлением видел: именно в эти месяцы, несмотря на все препятствия, холод, жару, дискомфорт и наши внутренние дрязги, — а, может быть, именно благодаря им — я, наконец, почувствовал себя живым, реальным, земным человеком, почти забыв о прежнем странноватом обломке разорённой и размытой аристократии, никому не нужном, ни на что толком не годном и не знающем, куда себя приткнуть. (Кроме Интернета). А Лена, должно быть — той самой настоящей русской женщиной, какой её знали на форуме «Златоперья». А Порочестер — лидером и учителем… Да, как ни странно, но только здесь — и так — мы все по-настоящему были собой.

Что же до Аллы, то у неё это счастье могло быть ещё впереди. Но не будет, если не будет коммуны. А жаль. Очень жаль, потому что я как раз вот только сейчас придумал для Аллы ПРОЕКТ. Да-да, дружище Порочестер, проглотите — именно ПРОЕКТ. Не тот, на какие Вы бросаетесь с пеной у рта, а настоящий, очень хороший. В самый раз для Вашей будущей галереи. Там от Аллы вовсе не потребуется наступать себе на горло и предавать своё искусство ради дешёвого выпендрёжа. Совсем наоборот. В моём проекте Алла, продолжая быть тем, что она есть — подлинным художником, — получит ещё и возможность осуществить свою мечту, то есть двигать своим искусством мир к лучшему. Сама бы она к этому никогда бы не пришла, при всём желании — как говорится, по техническим причинам. А в моём ПРОЕКТЕ — может! Вот такой вот парадокс.

Но этого, наверное, никогда не будет. Уж больно на тонком волоске висит наша только-только народившаяся коммуна…

Весь в унынии я приехал домой и, даже не пожелав спокойной ночи своим друзьям, завалился спать. Они меня не тревожили — думали, видно, что я просто устал с дороги. Воскресенье, как-никак. Пробки…

Но назавтра…

Назавтра, когда вёз Порочестера на работу, я потихоньку принялся зондировать почву. (Забавно, но наш автомобиль, похоже, был теперь лучшим местом для задушевных разговоров тет-а-тет). Что у него в планах?.. Скоро ли он собирается покинуть нас и зажить сытым и довольным семьянином в своей городской квартире с антиквариатом и хохотуном-звонком?.. Не жалуется ли Аллочка, что райская дачная жизнь совсем оторвала её от работы и превратила из элегантной дамы творческой профессии в недоделанную селянку?..

К моему приятному удивлению, Порочестер оказался неожиданно категоричен:

— Ни-ни-ни-ни-ни!!! Только здесь! В конце концов, для чего её брал-то? Я ей сам тут мастерскую выстрою, за тем холмиком, знаете, где берёзки. Большую, не какие-то там два с половиной квадратных метра, как на этой, как её… Масловке! Места хватит! А туда, к себе, пусть наведывается раз в неделю — глянуть, не затопило ли чего, не пришли ли телефонные счета или налоговое извещение какое…

Я возразил, что, возможно, Алле будет трудно расстаться с детишками, которых она учит рисовать. В ответ Порочестер отрезал:

— Ничего, переживёт. У нас будут свои детишки. Пусть их учит.

Ну, что тут скажешь?.. По всему было похоже, что выбора у Аллы нет! Я немного повеселел. Рано я хоронил коммуну, у неё был шанс. Я-то знал, как этот страшный человек настойчив и последователен, когда хочет чего-то добиться.

И вот тут-то… я посвятил его в свой ПРОЕКТ.

После того, как я довёл мысль до логического завершения, Порочестер ещё минут пять молча сопел. Потом буркнул себе под нос:

— Остановите машину.

«Обиделся он, что ли?..» Странно, я мог бы поклясться, что в моей идее нет ничего обидного — уж для Аллы-то во всяком случае. Но, зная характер своего друга, не стал ни о чём спрашивать — а только сделал, как он велел: проехал ещё километра два и, найдя наконец, крохотный проём между автомобилями (мы уже въехали в город), с акробатической ловкостью произвёл «параллельную парковку» у тротуара.

Когда автомобиль остановился, Порочестер резко повернулся ко мне — и тихо, потрясённым голосом проговорил:

— Дружище, Вы гений.

И, для удобства отстегнув ремень, крепко обнял меня. Я с испугом заметил, что его выпуклые тойтерьеровы глаза налиты слезами.