Порочестер или Контрвиртуал

Назад шли смурные и обиженные друг на друга. Ароматическая спираль догорела и погасла, и теперь нам приходилось вручную отбиваться от комаров, которых не отпугивал даже Порочестеров реппелент с запахом лимона.

Меж тем бедняжка Алла, по-видимому, даже и не подозревала, какие страсти вокруг неё клокочут. Приезжала она к нам на уик-энд не отдыхать и почивать на лаврах, а честно трудиться — и не в одном только смысле. Творить искусство, когда все вокруг заняты грубым физическим трудом, казалось ей неприемлемым, недостойным истинного художника, — и всё чаще бедняжка, забросив этюд на полдороге, жалобным голоском просила разрешения «сходить за водой или что-нибудь прополоть». Первого Порочестер ей категорически не позволял — это оскорбило бы само его представление об Аллочке как существе трепетном и неземном, на чём, собственно, и слетела крыша старого развратника. Зато второе негласно было вотчиной Елены, а уж та всегда была рада усадить художницу к грядкам или заставить корчевать старые пни на целинных участках. Счастливая Алла, дорвавшись до работы, совершенно слетала с катушек, теряла счёт времени и собственным силам — и упахивалась так, что одна Елена потом и могла починить её натруженную спину.

(Кстати, оба агрессора сильно ошибались на Аллочкин счёт. Люди, от искусства весьма далёкие — не считать же, ей-Богу, таковым их поэтические потуги! — они стереотипно считали даму творческой профессии априори безрукой во всём, кроме собственно живописи; но я-то, смежник, хорошо знал, что под воздушными рукавами женственной блузки этого милого создания — стальные мускулы, натренированные постоянным тасканием туда-сюда тяжеленного мольберта, да и пальцы, привыкшие натягивать на раму холст, вероятно, не менее крепки, чем у моей обожаемой массажистки.)

Именно Аллочка, лавируя с лейкой под клеёнчатой крышей теплицы, стала первой, кто в один из солнечных летних дней обнаружил в ворсистых зарослях рассады крохотный зелёный помидорчик.

— Люди, идите сюда, сюда!!! — дурным голосом завопила она так, что мы — в это время рассредоточенные по разным углам участка — даже сквозь полиэтилен услышали. Конечно, тут же бросились на зов, перепугавшись, что с Аллой что-то приключилось («или она с её неповоротливостью что-то поломала» — Елена). Но, когда все увидели, в чём дело (Алла от восторга даже не могла говорить, а издавала невнятные звуки, жестами указывая на виновника торжества), испуганное молчание уступило место разноголосому сюсюканью осчастливленных земледельцев, среди которых, должен признаться, был и я.

Даже скептичная Лена невесть где растеряла свой скепсис: забавно было смотреть, как она, от потрясения забыв о приличиях, прыгает на одной ножке и с силой хлопает по плечу то меня, то Порочестера, вереща: — Первенец! Ребята, это же наш первенец! Вы чувствуете себя отцами?.. — Что уж говорить о Порочестере, которому только дай повод сладко распищаться и пустить скупую мужскую слезу.

Впрочем, скоро все притихли — то ли из страха перед некоей тайной, на которую жутковато-маняще намекал стоящий в теплице острый запах зелени, то ли от переполненности, невозможности адекватно выразить распиравшие нас чувства.

— Я ему подарок на первый зубок куплю, — растерянно бормотал Порочестер, потирая потные от волнения ладони. — Вкусное удобрение какое-нибудь…

Все стояли красные, взлохмаченные, перепачканные в земле — у девчонок даже мордочки невесть когда успели загваздаться, — и сияющими глазами смотрели друг на друга. Это было удивительное мгновение, такие выпадают людям нечасто. Мы были одним целым, между нами не существовало ни ревности, ни скепсиса, ни обид, ни раздражения, ни прочих поводов для склок.

— Пожалуй, такое дело надо обмыть, — наконец, нарушил я это густое, полное чувств молчание.

Умница Елена предложила поискать, нет ли где ещё плодов. И точно: общие поиски увенчались обнаружением ещё трёх помидорчиков. Тут Порочестер, вдруг что-то вспомнив, выскочил из теплицы и, смешно перебирая короткими ножками, засеменил в сторону дома. Догадываясь, в чём дело, я украдкой выскользнул следом и отправился за ним — мне было интересно посмотреть, что и как станет делать мой друг.

И точно — я нашёл его именно там, где ожидал найти: на задах, сидящим на корточках у грядки, где рос его возлюбленный физалис — тоже паслёновый. Увы, он почему-то явно отставал от своего двоюродного брата.

— Ничего-ничего, — бормотал Порочестер, обирая с земли мелкие сорняки, — мы ещё себя покажем… Мы зато из них всех — самые красивые… То-то будут зелёные фонарики Аллочке для натюрморта…

Его общение с капризным овощем выглядело так интимно, что я поспешил тихо, на цыпочках отойти.