Порочестер или Контрвиртуал

Чуть позже, когда немного спала жара, вспомнили о моём предложении: вынесли наружу небольшой столик вместе со складными стульями и принялись «обмывать». (Сам я, правда, пил только чай — осваивал кабальные шофёрские привычки). Девчата устремили зажмуренные лица к уходящему солнышку — ловили прилипчивый неагрессивный загар. Порочестер, которого всё не отпускало умильно-расслабленное настроение, вдруг принялся рассуждать о том, что мы всё-таки не совсем правильные земледельцы:

— Раз уж мы так хорошо показали себя в деле, надо пойти до конца и стать настоящими сельчанами. Все так делают. Леночка, у тебя там, в твоих антикварных залежах, не завалялось часом какого ни на есть самогонного аппарата?..

— Ещё не хватало, — поморщилась Елена. — Сосёшь свой «Курвуазье» — и соси.

— А у меня папа когда-то гнал, — мечтательно сказала Алла. — Дома, на плите стоял агрегат. Огромный такой. А внизу, под окном — банки с этим, как его… первачом… А тогда нельзя было, самогонщиков ловили, наказывали. Я в детский сад ходила, мне родители велели никому не говорить, даже подружкам, — а то папу в тюрьму посадят. И я молчала, как партизан, ни разу папу не выдала…

— Ещё совсем тютютюсенькая была — а уже можно было доверять! — восхитился Порочестер и поцеловал Алле руку.

* * *

Вечером Алла поехала домой, точнее, я её повёз — благо эта важная миссия лежала теперь на мне полностью. А то ведь поначалу этот псих — её кавалер — неизменно садился с нами, притом на переднее сиденье, видимо, опасаясь, как бы чего не вышло. Ну и зря. Алла наедине со мной отдыхала. Никуда не денешься, я всё-таки признался ей, что мы с ней учились в одном заведении, и теперь пришёл уже её черёд с силой хлопать себя по лбу: «Надо же, а я-то всё понять не могу — где я тебя видела?!.. Лицо такое знакомое…»

Чуть позже она призналась мне, что я в те годы был «очень симпатичным мальчиком» и она даже «обращала на меня внимание». Ну, теперь-то об этом и вспоминать было опасно…

Забавно, но, похоже, я играл при Алле ту же роль, что когда-то при Елене — что-то вроде связующего звена, передатчика, консультанта по оригинальностям и закидонам Порочестера. Привыкнуть к моему экстравагантному другу нелегко, это, как я понимаю, процесс для женщины небыстрый — как бы ни была она увлечена, прикуплена, заворожена его инфернальным обаянием, — и ей полезно время от времени отдышаться, прийти в себя, держась за что-то более нейтральное, знакомое и безобидное. Эту возможность я ей и предоставлял с радостью, как когда-то Лене. С той разницей, что, в отличие от Лены, с первой встречи ущемившей моё сердце, Алла как женщина абсолютно меня не волновала. Ну, не мой типаж и всё. Так что Порочестер совершенно зря нервничал — я даже в страшном сне представить себе не мог, что у нас с Аллой вдруг началось бы что-то похожее на флирт. Не говоря уж о чём-то большем…

А вот человеком она оказалась очень хорошим, и мне было просто приятно болтать с ней о всякой всячине. Она с первых же дней завоевала моё уважение своей тихой самодостаточностью — частым свойством истинно творческих людей. Вот только самих этих «истинно творческих» я встречал редко… А наша Алла была именно такой. Не в пример своему дружку она и думать не думала о какой-то там «раскрутке» и связанных с нею веригах, больше всего на свете боясь одного: что ей помешают работать так, как ей хочется. Кусок хлеба у неё был небольшой, но верный — одарённые детишки и просто люди, мечтающие научиться рисовать «для души», никогда не переведутся. А больше ей ничего ни от кого не надо было. Кроме, опять-таки, одного: чтоб не мешали.

Собственно говоря, именно этому её качеству Порочестер и был обязан тем, что спелый плод упал ему в руки. Всю свою творческую жизнь Алла была мучима только одним: успеть, успеть, успеть хоть что-то сделать!.. О личном она как-то и забыла — нередкое упущение творца. В один прекрасный день родные, как водится, озабоченные тотальным отсутствием внуков, решили то ли подшутить над неразумной дщерью, то ли подтолкнуть её на что-то — и отправили заполненную наугад анкету и набор фотографий в редакцию телешоу «Давай поженимся»; и кто ж мог знать, что эта шутка, которую добрая девушка поддержала только из жалости к старым любимым кретинам, обернётся для неё таким удивительным образом?..

— Он на меня сразу произвёл впечатление, — признавалась она, — какой характер! И лицо потрясающе выразительное. Если у него только часика два свободных найдётся, напишу его портрет…

— Найдётся, найдётся, — ободрил я её. Увы, пока что Порочестеру действительно было не до позирования. Как ни хотелось ему иметь свой портрет кисти любимой женщины, тратить подобным образом драгоценные секунды, проведённые рядом с Аллой, казалось ему преступлением. Он предпочитал смотреть, как она работает, тихо сопя у неё за спиной.