По их тону я не могу понять, что они думает о моей победе. Оно и к лучшему. Многие будут в бешенстве из-за этого, и мне нужно к этому привыкать. Это не мешает мне быть любезной.
– Спасибо, что приняли участников. Я знаю, что это было нелегкой задачей.
Беллерофонт ничего не говорит в ответ. Мы поднимаемся на еще один этаж. Адреналин бушует в крови, но уже предчувствую грядущую катастрофу. Слишком много, слишком быстро. Это именно то, чего хотела, так что должна быть счастлива, так ведь? Мне непонятно странное чувство утраты, будто кто-то завернул меня в свинцовое одеяло и сбросил с причала.
Они открывает дверь наверху лестницы и отступает в сторону.
– Они ждут.
Не знаю, почему удивляюсь, когда вижу своего брата, стоящего рядом с Афиной. Пусть его было не видно в ложе, когда она делала объявления, но он не из тех, кто пропустит столь важное событие.
На Персее костюм темно-серого цвета и бежевая рубашка. Единственный признак того, что он не безупречно собран, – едва заметные складки на брюках, которые выглядят так, будто он сжимал ткань кулаками, как делал, когда был еще ребенком и пытался скрыть свою реакцию. Но это глупо. Персей не выказывал такой потери самообладания с тех пор, как умерла наша мать.
Афина ждет, когда дверь за мной закроется, и вздыхает.
– Что ж, здорово ты все испортила.
– Прошу прощения?
– Теперь слишком поздно об этом беспокоиться. Как бы там ни было, ты Арес. – Она проверяет телефон. – Мне нужно проведать своих подчиненных.
– Подожди. – Слово вырывается прежде, чем успеваю себя сдержать. – С Патроклом все будет хорошо?
Темные глаза Афины вспыхивают, что служит единственным признаком того, что она в ярости.
– Его сейчас везут в больницу. Ранения были слишком серьезными и оказались не под силу местным врачам, так что теперь все будет зависеть от хирурга. Но лучше им спасти его, черт возьми. – Спасти его. Потому что он может умереть.
– Нет. – Во мне вспыхивает паника, такая сильная, что заставляет отпрянуть. Я иду к двери. – Я тоже поеду.
– Стой где стоишь, Арес, – рявкает она. Дождавшись, когда снова на нее посмотрю, она продолжает: – Ты новичок в Тринадцати, так что я оставлю это оскорбление без внимания, хотя, будучи Касиос, ты сама должна понимать, что к чему. Теперь ты Арес. – Она говорит неспешно, но без снисходительности. – Я Афина. А Ахиллес и Патрокл? Это мои люди, а значит, моя ответственность. Не стоит в первый же день в должности Ареса наступать мне на пятки, иначе заставлю пожалеть об этом.
Я готова возразить, но мне в последний момент удается сдержаться. Она права. Неважно, какие мы с ними давали обещания… Хотя было ли это обещаниями? Очень на то похоже, учитывая, с какой уверенностью говорил Ахиллес, но это было до того, как он от меня отмахнулся, а потом ушел, даже не оглянувшись.
«Он никогда тебя не простит. Это был приятный сон, но теперь он закончился».
Я делаю медленный вдох. Если оставлю предостережение Афины без внимания и заявлюсь в больницу, велика вероятность, что Ахиллес с Патроклом вообще не захотят меня видеть. Не думаю, что они мне лгали, но знаю, как быстро люди перестают говорить то, что ты хочешь слышать, когда ты перестаешь давать им то, чего они хотят.
Ахиллес думал, что станет Аресом. Он давал эти обещания с намерением заставить меня прогнуться в решающий момент. Он никогда не думал, что у меня есть шанс победить, и его уверенность это отражала. А теперь, когда он утратил свою мечту?
Он меня не простит.
Он не станет играть вторую скрипку Ареса.
Я с трудом глотаю. Чувствовала бы я себя иначе, если бы мы поменялись местами? Легко делать вид, что пережила бы поражение, и мы стали бы маленьким счастливым трио, но если бы я лишилась того, чего желала всеми фибрами души? Не могу сказать, что смогла бы смотреть ему в лицо, и не важно, что он стал бы моим мужем.
Когда заговариваю, мой голос звучит приветливо, никак не выдавая чувство утраты, которое укоренилось глубоко внутри.
– Разумеется, Афина. Прошу прощения.
– Так-то лучше. – Она проносится мимо меня и выходит из комнаты.
Вижу, как в голубых глазах Персея назревает буря, и мне больше всего на свете хочется выйти вслед за Афиной, чтобы ее избежать. Но я зашла так далеко не для того, чтобы трусить в самый важный момент. Я получила то, что хотела, а значит, должна столкнуться с последствиями.
В конце концов, теперь я одна из Тринадцати. Я поднимаю подбородок.
– Зевс.
– Нет. Не смей сейчас называть меня Зевсом. – Он проводит рукой по волосам. – Какого черта, Елена? Ты хоть представляешь, какие ты создала неприятности? Я всю прошедшую неделю только и делал, что тушил пожары, пока ты…
– На этом я тебя остановлю. – Тянусь, чтобы обнять себя руками, но осекаюсь и выпрямляю спину.
– Ты не обязан со мной любезничать, Персей. Да, я стала участницей, не поговорив с тобой, но после совершенного на меня нападения ты даже не пришел меня проведать.
Он тотчас становится холоден. Скрывает спутанные эмоции. В нашей семье все хорошие лжецы, и я в том числе.
– У меня были на то свои причины, – наконец говорит брат.