Порочная (ЛП)

— И ты всегда хочешь, чтобы тебя трахнули, — он ухмыляется.

Я закатываю глаза, и его пальцы играют на моей талии. Я не могу этого отрицать. Без предупреждения он сжимает в кулаке мои волосы и прижимается своими губами к моим, целуя меня жёстко и грубо. Его неумолимое обладание пронизывает меня с каждым вздохом, пока я не прогибаюсь под его господством. И это именно то, чего он хочет, а всё потому, что я отказала ему. Он может выглядеть утончённым, но он такой же неандерталец, как и любой другой мужчина. Как только он чувствует, что я начинаю отдавать ему эту власть, он отталкивается от меня и выходит из комнаты. Мудак.

***

Прошло два дня с тех пор, как я получала известия от Гейба. Я нахожусь в комнате Ронана, когда Игорь приносит мне телефон и, не говоря ни слова, суёт его мне в руку. Я приложила его к уху, полностью ожидая, что это Ронан.

— Привет.

— Камилла, — стонет Гейб, — что, чёрт возьми, ты наделала?

— Что? Я ничего не сделала.

— Грёбаные русские напали на людей Дона на нашей границе прошлой ночью. Мы в жопе, потому что теперь все думают, что мы работаем с ёбанными русскими! Ты позволила ему вмешаться в наш бизнес!

— Конечно, я этого не делала. Насколько я помню, Габриэль, это ты втянул его в наш грёбаный бизнес.

Он рычит.

— Всё это выглядит как дерьмовое шоу, от которого становится в десять раз хуже. Почему этот русский ублюдок посылает нам помощь, Камилла? Что ты для него делаешь?

— Ничего. Я даже не…

— Клянусь грёбаным богом, если ты трахаешь его сморщенный русский член…

— Не веди себя так чертовски праведно, Габриэль, — говорю я, закатывая глаза.

— Ох, клянусь… — раздаётся шорох на линии. Я слышу, как один из людей Гейба разговаривает с ним, но не могу разобрать, о чём они говорят. — Блядь! — кричит он, возвращаясь на линию. — Скажи мне, что это ёбанная ложь!

— Что именно? — осторожно спрашиваю я.

— Это! — я слышу шуршание бумаги. — Эта чёртова тошнотворная куча дымящегося дерьма прямо здесь! — он сплёвывает, не один, не два, а три раза.

— Я не вижу тебя, Гейб, ты грёбаный придурок!

— Ты… — он тяжело дышит на том конце провода. — Ты… — ещё один глубокий вдох. — Предатеница!

— О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — но моё сердце уже бешено колотится в груди, потому что он прав, не так ли?

— Ты выходишь замуж за нарнийского короля? Ты выходишь замуж за грёбаного Русского? Того, кто украл наш картель? Того, кто обосрал имя нашей семьи!

— Это не то, на что похоже.

— О, это не так? Я только что получил объявление, — он смеётся, и я снова слышу, как шуршит бумага. — Итак, это какой-то грёбаный гениальный план по его свержению? Вот, что это такое? — я оглядываюсь через плечо на дверь, ожидая увидеть Ронана, стоящего там, как жуткое привидение. — Потому что я скажу тебе, что я думаю: этот грёбаный ублюдок без члена вмешивается в наш бизнес, чтобы сделать тебя чертовски счастливой, потому что ты сосёшь его член! Ты прямо сейчас стоишь перед ним на коленях, а, Камилла? — череда испанских оскорблений передаётся по линии.

— Габриэль, заткнись на хуй. Да, я трахаюсь с ним, чтобы подобраться достаточно близко и убить его. Поверь мне, другого выхода нет!

— Он уже умер? Нет!

— Я… — Почему он не умер? Почему я всё ещё здесь? — Все гораздо сложнее.

— Здесь твоя ёбанная фотография с ним, и ты смотришь на него так, словно он твой грёбаный бог, Камилла.

— Пошёл ты, Габриэль!

— Нет! Пошла ты, Камилла. Ты остаёшься в ёбанной Нарнии. Не утруждай себя возвращением, в картеле Хуареса нет места предателям. Ты это знаешь, — и с этими словами он вешает трубку. Грёбаный придурок-брат. Я пытаюсь перезвонить ему, но связь просто обрывается. Даже голосовой почты нет. Я смотрю на телефон, и моя грудь болезненно сжимается, прежде чем шок и обида перерастают в бушующий гнев.

Я выбегаю из комнаты и несусь по коридору.

— Ронан! — кричу я, направляясь к его кабинету. О, я хочу, чтобы он знал, что я иду за ним.

Я распахиваю дверь его кабинета, а он просто сидит за своим столом, сцепив пальцы перед собой и ухмыляясь так, словно готов к кровопролитию.

— Ты послал людей в Хуарес?!

— Ты была отвлечена, — его ухмылка становится шире.

— Я со всем справлялась, — я поворачиваюсь и прохаживаюсь перед его столом. — И в довершение всего тебе пришлось сделать объявление о свадьбе?

Ронан смеётся, прежде чем захлопать в ладоши, как будто он только что увидел грандиозное представление на сцене.

— Ты ни с чем не справляешься, Камилла, и да, я сделал объявление. Это традиция.

— Держись, блядь, подальше от моего картеля. Что касается вашей традиции… Это, блядь, не традиционная свадьба, даже при всём твоём буйном воображении.

Улыбка исчезает с его лица, выражение становится нечитаемым. Волна беспокойства поднимается в моей груди.

— Зачем ты лжёшь себе, Камилла?