— Не надо, — я указываю на него, проводя руками по волосам. — Не делай этого. Это полный бардак, — бормочу я скорее себе, чем кому-либо ещё. Все, что я слышу, — это слова Гейба в моей голове: «
— Ты говоришь, что у тебя есть контроль, — говорит Ронан, — когда у тебя его нет. Ты притворяешься, что не любишь меня, хотя на самом деле любишь, — медленная ухмылка расползается по его лицу. — Перестань лгать себе.
Его слова вырывают меня из моих собственных мыслей, пока я не поворачиваюсь к нему лицом.
— Я не люблю тебя, Русский. Кто теперь лжёт сам себе?
Он хватает сигару из пепельницы и глубоко затягивается. Его глаза останавливаются на мне, разбирая меня по кусочкам.
— Правда? — спрашивает он, поднимаясь со стула. Моё тело напрягается от осознания, когда он кружит у меня за спиной. — Тебе не нравится власть? — шепчет он, убирая волосы с моей шеи. — То, как я трахаю тебя? — его зубы впиваются мне в горло. — То, как я защищаю тебя?
— Даже если бы мне и нравилось в тебе всё это, такие люди, как мы, не любят, Ронан, — отвечаю я, и мой голос звучит сильнее, чем я себя чувствую.
— Даже монстры любят, Камилла. Как ты и сказала, в этом нет ничего традиционного, но… — он хватает меня за плечи, разворачивая к себе. Его холодные глаза впиваются в меня, и я чувствую, как они разрывают мою душу. — Я бы преследовал тебя так же, как тьма преследует свет. Даже если я никогда не смогу тебя догнать, — он заправляет прядь волос мне за ухо, и я закрываю глаза.
Я не знаю, что на это сказать, особенно учитывая, что это исходит от него. Это то, что заставляет меня хотеть забыть Мексику, мой бизнес, всё, что я когда-либо знала, и остаться прямо здесь, в его объятиях. Потому что, когда Ронан Коул говорит мне, что хочет меня, кажется, что больше ничего в мире не имеет значения. Враги или любовники, друг или недруг, это просто не имеет значения. Я знаю, без сомнения, что никто другой никогда не заставил бы меня чувствовать себя такой безжалостно любимой, такой совершенно бесценной в мире, где деньги не имеют значения.
— А теперь скажи мне, что ты этого не чувствуешь, — он целует мои губы с таким благоговением, что, кажется, затрагивает саму мою душу и заставляет меня усомниться во всём, чем я когда-либо была или когда-либо буду, кроме него. — Это притяжение, эта потребность… скажи мне, что ты этого не чувствуешь,
Чувствую. Я всегда чувствую это с ним, и я это ненавижу. Я ненавижу то, что я слаба перед ним, даже если он тоже слаб передо мной.
— Я не хочу этого чувствовать, — честно говорю я.
— Но эти вещи находятся вне нашего контроля.
Возможно, он прав, но, когда я смотрю в его холодные, прекрасные глаза, я задаюсь вопросом, могла ли я сделать большее. Могла ли я бороться сильнее? В этот момент я чувствую, что выбрала Ронана, а не Габриэля, и не думаю, что смогу жить с этим решением. Я предательница — моё сердце грёбаное предатель, потому что мой разум, моя голова всегда знали, что Ронан — враг.
— Мой брат отстраняет меня, — шепчу я, изо всех сил стараясь произнести эти слова вслух. Габриэль — мой младший брат. Он всегда следовал моему примеру, а я защищала его всю свою жизнь, а сейчас…
Ронан приподнимает бровь.
— Что значит «отстраняет тебя»?
Я опускаю взгляд на пуговицу на его пиджаке.
— Он назвал меня предательницей и сказал, чтобы я не возвращалась.
Это причиняет боль, и что ещё хуже, так это то, что я говорю это Ронану, когда он является причиной. Нет, я и есть причина. Мой выбор.
— Но ты не хочешь возвращаться.
Я поднимаю на него взгляд.
— Конечно, я хочу вернуться. Это мой дом. Он мой брат.
— Но скоро я стану твоим мужем.
Я закатываю глаза.
— Я в курсе, Ронан.
— У Габриэля нет власти…
— Ты говоришь о любви и всё же мало в ней понимаешь, Русский, — говорю я, рассеянно поглаживая пальцами его рубашку спереди. — Он мой брат, и он ненавидит меня.
Я чувствую, как напрягаются его мышцы под моей ладонью.
— Он делает тебя слабой, маленькая кошечка, — я пристально смотрю на него, и в его глазах пляшет веселье. — Гнев тебе идёт гораздо больше, — говорит он, прижимаясь губами к моему лбу.
Я отхожу от него и, развернувшись на каблуках, выхожу за дверь, не сказав больше ни слова.