Порочная невинность

И, взяв очередную луковицу, снова принялся шинковать. Я рассматривала его – вот так просто, можно сказать, демонстративно, даже слегка склоняя голову, чтобы уж наверняка заметил, мою наглость. Он подстригся и побрился. И сразу сбросил лет восемь, ну ладно – пять. Подбородок волевой, но не резкий, как, например, у Дениса. Губы тоже мягче. Веки, показавшиеся вчера тяжёлыми, теперь выглядели скорее… эмм… уютными. Из-под таких просто не может быть злых взглядов. А от внешних уголков глаз бегут «смешливые» морщинки. И всё равно Медведь. Страшный, но справедливый и, в общем-то, добрый Михайло Потапыч из сказок. Я вздохнула.

– Ну не молчите, пожалуйста…

Он глянул на меня с хитрым прищуром и приложил палец к губам:

– Чщщ… Не спугни.

– Кого?

Он только подмигнул мне обоими глазами, и принялся было снова резать, но вдруг вспомнил:

– А, собственно, почему ты сидишь? На! – придвинул ко мне доску, но нож дал другой, обычный кухонный. – Пельмени лепить умеешь?

Я смотрела на него, не понимая, как реагировать. Издевается? А он видимо принял моё молчание за отрицательный ответ. Качнул головой, хмыкнул.

– У меня три сына: двадцать пять, двадцать и восемнадцать лет. Не хотел бы, чтобы им достались жёны, которые не умеют лепить пельмени.

– Пфф… А я как бы и не претендую, если что! Свёкр – бандит, это, знаете, сомнительная перспективка.

Он усмехнулся и, положив на стол другую доску, шмякнул на неё кусок мяса.

– Для настоящих пельменей мясорубка не нужна. Фарш должен быть рубленый.

Я не выдержала.

– Вы издеваетесь?! Я сегодня ночью чуть не сдохла от температуры, это так, между прочим! А вы мне про фарш?

– Ну живая же? И вполне здоровая, как я погляжу. Это же даже хорошо, что тебя пережарило – теперь точно не разболеешься.

Зашибись. Человек-позитив, блин… Я поковыряла кончиком ножа луковые кольца, погрызла губу. Натянутая струна в груди ещё звенела, но теперь почему-то как-то глухо, скорее раздражающе, чем надрывно.

– Михал Потапыч, ну пожалуйста… Скажите, а?

Он снова приложил палец к губам и подмигнул обоими глазами. Тогда я склонилась к самому столу, заглядывая в медвежье лицо снизу, и перешла на театральный шёпот:

– Что-о-о с ни-и-им? Скажите мне по секре-е-ету-у?

Конечно, это уже было дурачество. По поведению Медведя, по его настроению и даже по выбритым щекам, я видела – чувствовала! – что Денис жив. Эта уверенность проникала в меня постепенно, но прочно и дарила лёгкость, от которой хотелось идиотски улыбаться. Но я же не могла сдаться вот так просто!

– Ну скажи-и-ите! Пожа-а-алуйста!

– Кстати! – он неожиданно остановил бег ножа, – это твоё? – и, вытерев руки об кухонную тряпку, достал из заднего кармана джинсов коробочку обтянутую синим бархатом. – В машине на заднем сиденье нашёл.

Я взяла её, открыла. Золотой ключик мирно торчал из мягкой прорези – такой маленький, скромный, даже жалкий… Но такой родной! Сразу вспомнился предутренний сон. Память, верная союзница, играла со мной этой ночью во взрослые игры – не пускала куда не надо, ретушировала, что не товарно. Я невольно улыбнулась. Лёшка во сне был прям красавчик! Куда делись и подростковая худоба, и дурацкие усики из трёх-с-половиной волосин? А угри? Он ведь, когда пришёл в нашу школу, был сплошной ходячий прыщ! Это потому уже, к середине одиннадцатого класса кожа его очистилась, и стало понятно, что этот румянец на щеках не воспаление, а целых полкило фирменного изюма и обаяния…

– Ну? Чего не достанешь, не проверишь – цел ли?

– А что с ним станется-то…

Но сама послушно подцепила ключик ногтями. Он выскользнул из прорези в бархате, и за ним вдруг потянулась витая золотая цепочка. Я замерла на мгновенье, глянула на Медведя… Он улыбнулся – так мило, словно даже немного сконфужено:

– Ну… От души. Подносить тебе шубы и бриллианты, это мне не по статусу, кто я такой? Поэтому, вот так, простенько. А уж всё остальное – это Дёня расстарается, за ним не протухнет.

Я запищала и повисла у него на шее. Он, смеясь, похлопал меня по спине.

– Нормально с ним всё. Ни одного нового синяка, расслабься.

– А почему он не приехал?

– Так! – Михал Потапыч легонько отстранил меня от себя, назидательно качнул пальцем: – Я тебе и так много сказал. Удача барышня капризная, не любит когда её отвлекают, поэтому давай-ка, закрываем тему.

Я опешила.

– В смысле? Нет, ну правда, почему?

Он посмотрел на меня многозначительно, покачал головой, словно говоря: «ну-у-у, думай, думай…», но, так и не дождавшись результата, разочарованно хмыкнул:

– По кочану. Я тут это, привёз тебе… – взял с подоконника пакет, сунул мне. – Не знаю, каким ты пользуешься, поэтому взял тот, которым жена моя моет. Наверное, хороший.

Я заглянула в пакет – зубная щётка и шампунь «Зелёное яблоко».

– Всяких там фенов у меня, сама понимаешь, нету, поэтому, если надо купаться – иди сейчас. Высохнешь, и домой тебя отвезу.

Я шлёпнулась на табурет.

– В смысле? Как домой? Зачем?

Медведь тоже посмотрел на меня с недоумением.