Порочная связь

– Ты чертовски совершенна, женщина, – говорю я, пока раздеваюсь. Потом я устраиваюсь на кровати и смазываю член лубрикантом. – А теперь посмотрим, насколько ты хороша в самоудовлетворении.

От ее смеха мой член становится еще тверже.

– Я и так знаю, насколько я хороша в этом, Крей. Поверь мне. У меня большая практика в работе руками.

Я издаю стон, мысленно представляя ее, и обхватываю пальцами член.

– Хорошо, детка. Ты говоришь, что он уже внутри тебя?

– Да.

– И насколько ты близка к оргазму?

– Чертовски близка.

– Я хочу, чтобы ты немного помедлила. Подразни себя еще минуту.

– А что, по-твоему, я делаю?

– Ты собираешься командовать мной, Холли?

– Может быть. Я уже хочу кончить.

Она всхлипывает, и ее отчаянное желание слышится в каждом слове.

Ее стоны и всхлипывания сводят меня с ума, и я массирую свой член, приближаясь к оргазму.

– Крей, пожалуйста. Мне нужно…

– Поверни вибратор, детка, я хочу, чтобы ты погрузила его в себя как можно глубже, как если бы это был мой член. Давай же. Изо всех сил. Я хочу услышать это прямо сейчас. Потому что когда я залью спермой свои руки, я хочу слышать, как ты выкрикиваешь мое имя.

За ее хриплым стоном «Бог мой» следуют все более громкие стоны.

– Крей… я не могу… я должна…

– Кончай, Холли. Прямо сейчас. Сейчас, черт возьми, сейчас.

Мой приказ звучит очень резко, потому что я уже теряю контроль. Мои яйца напряжены, и я на грани оргазма.

– Крей!

Ее стон больше напоминает крик, и больше всего мне хочется увидеть сейчас ее лицо, когда она дошла до точки невозврата, и волна блаженства захлестнула ее.

Я теряю свой железный контроль, и ее имя эхом разносится по нашей спальне. И спустя несколько мгновений я роняю голову на подушку.

Ее голос звучит в телефоне:

– Крей, ты еще там?

– Я все еще на линии, детка. Ты почти убила меня на расстоянии шести сотен миль.

В телефоне раздается мягкий смешок, а потом мы оба молчим несколько минут, шумно дыша и понемногу приходя в себя.

Наконец Холли заговаривает первая:

– Я рада, что застала тебя дома сегодня вечером. Прости, что днем не стала разговаривать с тобой. Мама приехала домой. Ей очень понравилось на отдыхе. Так что спасибо тебе.

Волосы у меня на шее встают дыбом.

– Твоя мать приехала домой? Ты в порядке? – Я хватаю футболку, которую перед этим бросил на кровать, и стираю сперму с рук и живота. – Черт, я должен был остаться с тобой.

– Все в порядке, Крей. Не заводись. Это было на самом деле… не так уж плохо. Мы разговаривали. Я думаю, что мы с ней сможем на какое-то время даже наладить отношения. А если бы ты был здесь, не думаю, что у нас с ней что-нибудь получилось бы. Так что, может быть, все происходит так, как должно происходить.

Напряжение, которое охватило меня, ослабевает лишь ненамного.

– Ты уверена? Потому что, черт, Холли, судя по тому, что ты рассказывала мне о своей матери…

– Я знаю, но она все-таки моя мать, хорошо ли, плохо ли. И если есть хоть малейший шанс, что это хорошо, я должна верить, что, возможно, она изменилась. Я знаю, я была готова к самому худшему, но на этот раз она кажется мне совсем другой.

Тревога сжимает мне сердце, но я не могу позволить себе убить надежду, которая звучит в голосе Холли. Но я вижу лишь маленькую девочку на фотографиях в доме ее бабушки, которая хочет, чтобы ее мама была такой же, как и все остальные матери, и уделяла больше внимания ей, а не очередному в своей жизни мужчине.

Я тщательно подбираю слова.

– Я всегда поддерживаю тебя, Холли. И что бы ты ни сочла лучшим для тебя, я поддержу тебя и в этом.

Мелодичный смех, раздавшийся в трубке, проник мне прямо в сердце.

– Ты прав, Крей. Пусть все идет, как идет. Я люблю тебя. Поговорим завтра утром?

– Обязательно. Я тоже люблю тебя. Спокойной ночи, детка.

Положив трубку, я улыбаюсь. Завтра мне необходимо разобраться с дядей и его дерьмом, потому что я собираюсь улететь на юг как можно скорее.

Глава 17. Холли

С утра у меня слегка болит голова после выпитого накануне вина, но, к счастью, это не тяжелое похмелье. Я скатываюсь с кровати и на цыпочках спускаюсь по лестнице. Дверь в бабушкину спальню распахнута, и похоже, что мама вечером так и не пришла домой.

Я заглушаю внутренний голос, который саркастически говорит: «Мы очень удивлены, правда?» Как я и сказала Крейтону, мне хочется верить, что она изменилась.

Я варю себе кофе, а потом подхожу к окну. Я все еще чувствую облегчение оттого, что люди сочли меня не стоящей их внимания даже в таком маленьком городке. Схватив бабушкин вязаный шерстяной плед, я выхожу на крыльцо и устраиваюсь в кресле-качалке.

Уже светает, и на улице достаточно холодно, так что пар поднимается над прудом на другой стороне улицы. Здесь царит умиротворение, какого больше нет нигде.