Наверно, будь я чуть более вменяема в тот момент, то кинулась бы разбираться, как мои фото оказались в сети. Но в общем и так было понятно. Кто еще мог их выбросить в инсту? Только Москвин. Но и это мне было некоторое время не столь важно, потому что я бессовестно любовалась собой. Да, я была порочной. Да, я была возбужденной. Да, я была безумно красивой с его помощью.
На несколько минут мне стало все равно, что это видела моя мама и, возможно, ее муж плюс миллион совершенно чужих мне людей. Я просто любовалась собой.
А потом сразу вспышка, пожар. Меня буквально разрывало от ненависти. Я вскочила с постели, схватила все те же джинсы и свитер, в которых вчера была, достала из шкафа трусики. Я не буду тихо терпеть его бессовестное поведение. Я ведь доверяла ему, я полюбила его. А теперь мне хотелось придушить Москвина.
Не в первый раз, но так сильно он меня еще никогда не ранил и не обижал. И в этот раз я не буду сдерживаться.
Сволочь.
Я надела свитер и взялась за джинсы, когда раздался звонок в дверь.
Взглянув в глазок, я едва не упала от очередной наглости. Это был Глеб.
Что ж…
Тем лучше. Я убью его в своем доме, а не в его.
Едва я открыла, Москвин сделал шаг вперед и сразу хлопнул дверью. Недолго думая, я занесла руку и влепила ему оглушительную пощечину. У меня даже ладонь закололо.
Глеб только дернул головой и произнес тихо:
— Согласен.
Он сделал еще шаг, и я ударила снова, по другой щеке, которую он буквально подставил мне. Ну просто Иисус Христос Супер Звезда.
— Сука! — выплюнула я яростно. — Сволочь! Как ты мог?!
Я отошла от него на два шага назад.
— Лесь…
Глеб протянул мне руки, но я откинула их.
— Не смей! Вообще ничего не говори. Не приближайся ко мне! Как ты мог?! Как, Глеб?! После всего! Объясни!
— Ты же велела мне молчать, малышка, — горько усмехнулся он.
— Вот и молчи, — продолжала я орать, теперь уже наступая на него, прижимая к двери. — Потому что это вообще нельзя объяснить. Ты столько всего мне говорил, столько сделал, а потом просто слил фотки в сеть! Какой смысл? Глеб? Кто ты после этого? Балабол и подонок.
— Леська, сладкая, пожалуйста…
Он прижался к двери и недобро прищурился. Его просьба была больше похожа на угрозу. Как будто он терпел из последних сил. В любой другой момент я бы притормозила, но сейчас меня просто разрывало.
— Что? Что пожалуйста? Как только не выложил то дерьмо, что снял на вилле. Спасибо, блядь. Да?
— Не ругайся, малыш. Тебе не идет.
- Да пошел ты!
— Лесь, прости темя.
— Простить? — Я расхохоталась в духе Малефисенты. — Засунь свои извинения себе в задницу.
— Малыш, я мудак, но не подонок, выслушай, пожалуйста. Я не выкладывал фото в сеть.
— Вранье!
— Нет.
На меня накатила новая волна злости, и я снова подняла руку, чтобы еще раз врезать по его лживой морде, но в этот раз Глеб поймал меня за запястье. Я занесла вторую руку, но и ее он быстро остановил, скрутил меня и развернулся, прижав меня к двери.
— Хватит. — Рявкнул он. — Бестия безумная. Тигра ты, а не лиса.
И смял мой рот яростным поцелуем. Я укусила его за губу, рыча в лучших традициях тех самых тигр.
— Пусти.
— Нет.
Зажатая между дверью и Москвиным, я дергалась и вырывалась. Безуспешно. Только терлась о его тело изо всех сил. Моя ярость искала выход. Самое ужасное, что к ней стала примешиваться похоть.
Глеб продолжал держать меня, а я пыталась его укусить. Иногда мне удавалось, и он тихо постанывал, возбуждая меня этим еще сильнее. Мне нравилось быть беспомощной в его руках. Я ненавидела это сейчас, но ничего не могла сделать.
Когда он расстегнул брюки, отодвинул в сторону мои трусики и вошел в меня, я желала этого так сильно. Сильнее только укусить побольнее или расцарапать до крови.
Я бессовестно стонала, пока он двигался, буквально вколачивая меня в дверь.
— Прости меня, маленькая. Прости, — хрипло бормотал Глеб, трахая меня яростно и целуя при этом до боли нежно.
— Мне плевать. Слышишь? — всхлипывала я. — Я тебе доверилась. Хотел унизить меня, да?
— Нет-нет-нет, — повторял Глеб, неистово толкаясь бёдрами вперед.
— Не вышло. Я все равно там красивая. Мне все равно, что все увидели… Все равно… Чтоб тебя!
Я проглотила рыдания и всю свою слабость, неуверенность, комплексы. Этого больше не было. Моя наивная незрелость как будто умерла вчера во время фотосессии, а сегодня меня уже не могло сломить даже такое подлое предательство. Я не стыдилась того, что сделал. Мне нечего было стыдиться.
Осознав это целиком и полностью, я словно обезумела, как будто переродилась.
— Ненавижу. Ненавижу тебя, — хрипела я снова и снова, принимая себя новую, которая не стыдилась и не сдерживалась.
Глеб рассмеялся зловеще, почти безумно. До меня не сразу дошел смысл слов, которые он повторял:
— Я люблю тебя, малышка. Как же я тебя люблю.
Глеб отпустил мои руки, я вцепилась в его шею, вдавила ногти в кожу, кончая. Он держал меня за бедра, делая последние мощные толчки, достигая оргазма вместе со мной.