Порочный круг

— Мне надо осмотреть поле страданий людских. То поле, где настигла кара Божья братьев и сестер наших, обезумевших в своей гордыне и поправших закон Божий, и потерпевших за непомерную злобу свою. Я хочу видеть их лица, я хочу смотреть их очи, но нет у меня сил простить их. Знаю, что это тяжкий грех, но гнев переполняет душу мою, и нет у меня сил принять их покаяние.

Кардинал отстранил командора Скорпиона и направился к лифту, перебирая в пальцах четки и бормоча что-то себе под нос.

— Ну, ты даешь... — произнес ему вослед командор Скорпион, удивленно покачав головой.

Отец Фабиан специально распаковал икону и направился к тесно сидящим на холодных камнях арестованным боевикам. Завидев кардинала, несущего лик Спаса, они удивленно загудели. Те из повстанцев, кто не пребывал в прострации, напряженно вытягивали шеи, стараясь рассмотреть приближавшегося к ним священника. Взгляд кардинала, однако, был тяжел и не предвещал ничего хорошего. Арестованные зароптали, и киберы оцепления вскинули парализаторы, но отец Фабиан остановил жестом стражей порядка:

— Пусть они объяснят мне, что заставило их поступиться заповедями священного писания, что толкнуло их на безумие?

Говор в толпе арестантов на мгновение затих, и в этом мимолетном безмолвии пронесся женский вопль:

— Пощадите нас, ваше преосвященство!

В безумии ближайшие пленные поползли к ногам отца Фабиана. Они хватали вымазанными в саже пальцами полы его сутаны и пачкали их. Они плакали и лебезили, будто провинившиеся дети. Они размазывали сопли и глину по своим грубым, немолодым лицам и бормотали бессвязные оправдания, охваченные животным ужасом перед неминуемой расправой. Кардиналу стоило труда освободиться от схвативших его рук. Стоя за спинами церберов, он громко стал говорить слова проповеди, последней проповеди, как решил для себя в этот миг отец Фабиан:

— Отпустите меня, отпустите, уберите корявые пальцы!

Что хотите от нас, что хотите, вы, безмозглое племя страдальцев?

Все, чем маетесь вы, чем страдаете, все не ново, поверьте, не ново.

То камнями в распятье бросаете, то лобзаете тело Христово.

Сотни лет вас банальными фразами просвещали жрецы и учители.

Только ересь ползучей заразою вновь палит купола над обителью.

Отпустите, безумцы, сутану — от меня не дождетесь прощения.

Исповедовать вас я не стану и не дам на грехи отпущение.

Вы с рожденья не видели светлого. Вы с рожденья питались помоями.

И родители, пьянь беспросветная, вас учили тупыми побоями.

Поднимите глаза, окаянные, в них хочу я увидеть раскаяние.

Нет... Я вижу лишь бельма туманные. Нет...

Я вижу лишь страх наказания.

Толпа пораженно замолкла. Кардинал спокойно сел в подкативший бронированный мобиль. И лишь когда машина удалилась от ворот базы, вслед ей полетели комки глины и проклятья, потонувшие в криках боли — это церберы пустили в ход парализаторы.

У митрополита кардинал пробыл довольно долго. Когда кортеж выехал из мегаполиса, над планетой уже сгустились сумерки, значит, время поземному было около пол-первого ночи. Хотя город стоял на экваторе, солнечного тепла едва хватало на то, чтобы обеспечить существование лишь неприхотливым лишайникам, покрывающим живописным ковром глиняные, разрытые редкими дождями пустоши между грядами острозазубренных скал. Всю дорогу до базы отец Фабиан обозревал сей ландшафт, лишь изредка нарушаемый фермерскими поселениями, явно недостаточными для прокорма мегаполиса. Окрестности военного объекта были хорошо освещены. Во избежание инцидентов, при въезде в зону оцепления всех проверяли в поисках оружия, поэтому мобиль кардинала пронесся мимо длинной вереницы машин, среди которых больше половины принадлежали информационным агентствам. Около штабелей с трупами уже подвывали толпы родственников, пытаясь опознать в обгоревших остатках своих домочадцев. Иногда им это удавалось сразу, и тогда они повышали вой на две октавы, забирая с собой тело. Госпиталь заметно уменьшился в масштабах, но до сих пор функционировал. Судя по действиям медиков, оставшихся на посту, основными их клиентами были теперь члены семей погибших, которым становилось плохо. Около ворот базы уже не осталось следов от лагеря арестантов. На его месте стояли мобили, а один ярко-оранжевый порше был припаркован уже на территории объекта.

"У нас гости..." — подумал отец Фабиан, пересекая периметр ограждения.

И точно. Только-только его преосвященство в моем лице выкарабкалось из бронированного мобиля, как ко мне подбежал Скорпион и доложил, что для меня приготовлен сюрприз.

— Какой еще такой сюрприз? — ворчливо осведомился я, нахмурив брови, крайне утомленный недавней беседой с митрополитом.

Но Скорпион только хихикал и подталкивал меня в спину, поторапливая. Когда он тыркнул меня в третий раз, я развернулся к нему лицом и, сжав кулак, помахал им около забрала его шлема:

— Хватит толкаться, раздолбай ты этакий, а не то сейчас как е...ну.

В ответ Скорпион чуть не повалился со смеху, да и окружавшие меня стрелки тоже заулыбались.