Порочный круг

А ужин выдался на славу. Вольдемариус после него подобрел настолько, что позволил мне обращаться к нему просто "Вол".

— Как в старые добрые времена... — благодушно заметил я по этому поводу.

— Добрые, говоришь... — уголки рта моего собеседника слегка дрогнули — он подавил усмешку. — Для нас никогда не было и не будет добрых времен. Знаешь, я столько раз слышал, что, дескать, со временем забывается все плохое. Вранье. Спроси сам себя, и ты поймешь: мы со временем забываем все хорошее, а гадость всегда остается на плаву. "Ну вот, — подумал я, — опять он норовит испортить настроение. Зачем он морализирует, зачем он показывает мне свой непоколебимый рационализм. Мне же ведь сразу становится ясно, как дико одинок он в этом мире, и как нравится ему самоистязаться по этому поводу..."

— Что же вы замолчали, ваше преосвященство? — вновь обратился ко мне Вол. — Как дела в святой церкви?

— Неважно... — Я провел по щетине подбородка, подумав в этот миг, что надо бы побриться. — Раньше люди верили в Бога благоговейно, но без особой надежды на чудо воскрешения. Но вот появились мы. Сначала многие не верили, что нас, действительно, возвращают из небытия, а когда убедились в этом, оправдывали данную практику необходимостью вести кровопролитную войну. Но вот киберы оставили нас в покое, и сразу же люди взбунтовались, возненавидели нас. Конечно! Почему кто-то не боится случайной смерти, а вместе с тем тысячи людей гибнут в расцвете сил? И, как правило, милых, добрых, талантливых, просто незаменимых людей! Что мешает завести на них матрицу бытия и воскресить в случае трагедии? По этому поводу бесятся парламенты и общественные движения. Такова еще одна причина нежелательности нашего существования.

— Меня тоже волновала эта проблема, — оживился доселе меланхоличный Вол. — Сколько раз я спрашивал у компетентных людей, почему, мол, нельзя подобным образом воскресить и обычного человека, но получал ответ, что у нас совершенно иная организация нервной системы, у нас изменен генетический код, изменена структура коры головного мозга, а значит, и восприятие мира. "Получается, что мы не люди?" — спрашивал я их открыто, но в ответ они ласково улыбались: "Ну, почему же... Вы люди, просто не такие, как рожденные биологическим путем... Вас можно воскресить, поскольку в вашем организме есть аппарат записи на матрицы бытия, а у нас его нет, и пока не представляется возможным его имплантация".

— Все дело вовсе не в строении тела, — я издал тяжкий вздох. — Некая высшая цивилизация сохраняет свою монополию на наши души. Именно она вселяет их в подготовленные тела. Вероятно, мы ведем нужную для высших существ войну, смысл которой не ясен нам самим до конца. Получается, что большинство селенитов или их союзников не волнует судьба простых людей. Мы с тобой избранные. Когда-то они уже сделали такой эксперимент — так возникла религия. Но с тех пор простые люди больше не интересуют их. Селениты согласились отпускать из хроноса только искусственно созданные души — души мальчиков для битья, которым мы готовим материальные тела. Собственно, термин "высшие существа" не совсем верен. Они просто живут в ином мире и оперируют иными субстанциями. Они тоже зависят от нас.

Я сделал долгую паузу, наполняя красным вином фужеры себе и Волу:

— Видишь, как все неоднозначно. Мистическое или нематериальное теперь стало немного понятнее нам. Мы, к сожалению, не можем воскрешать кого-либо исключительно по собственной воле. Нам пока что разрешают делать это. Иерархия цивилизаций не знает границ. Вышестоящие снисходительны к нижестоящим, но недоступны им до какого-то времени. Весь смысл в том, что одни расы прогрессируют очень быстро и обгоняют своих недавних покровителей, а другие тысячелетия прозябают в невежестве. Иногда одним удается вымолить у других некую благодать. Но, по сути дела, мы являемся не только богоподобными покорителями бескрайнего пространства, но, как ты хорошо сказал, чьими-то холуями. Хитрыми, своенравными, мечтающими о недостижимой абсолютной свободе, но все-таки холуями. И мы должны знать свое место.

Утром осаждавшие базу боевики устроили междоусобицу. Она не привела ровным счетом ни к какому результату, просто у многих с похмелья болели головы, и взаимное раздражение то и дело выливалось в скоротечные бестолковые перестрелки. Мы не без ехидства наблюдали сии баталии, когда с базой связался мэр мегаполиса. На экране галофона материализовался небольшой зал, в котором сидели девять солидных мужчин — руководство полиции, медслужбы, пожарных и представитель магистрата.

— Мы обращаемся к вам с просьбой о помощи, — голос мэра дрожал. — Ситуация грозит перерасти в кровавую бойню.

— Мне кажется, — перебил я его, — кровь уже пролилась. Я видел, что произошло на Министерской площади.