Возвратившись в свою каюту, я вдруг ощутил, что медлить далее нельзя. Вот уже целый месяц я все откладывал под разными предлогами тот момент, когда объявлю боевую готовность, нарушив тем самым многолетний распорядок жизни, устоявшийся за четыре десятка годов полета. Но от меня уже откровенно ждали приказа, особенно молодые солдаты. Они слишком долго мечтали о большом деле. В задумчивости я включил экран внешнего обзора: вот они, Плеяды. Альциона, Атлас, Астерона, Целено, Электра, Майя, Мерона, Плейона, Тайгера и еще полторы сотни безымянных звездочек. Сколько девчонок, родившихся на кораблях сопровождения, получили в подарок от родителей эти загадочные, наполненные тайным смыслом минувших эпох имена. Почти полвека мы летели сюда. Вернее, прыгали через хронос, использовав тысячи колец телепортации трассы, построенной киберами, оживляя ее по мере продвижения. Но теперь, после последнего прыжка, мы находимся на расстоянии всего-навсего светового месяца от ближайшей из сонма звезд, пока не обнаружив противник ка и не имея ни малейшего представления, когда и в каком количестве он объявится. Нас посылали будто на верную смерть — никто не решался сунуться в пекло телепортационной трассы чуждого нам разума. Но управлять инопланетной техникой оказалось до неприличия легко, и мы, готовые было принять в любой момент последний бой, не встретили никого, ровным счетом никого на своем пути. Сначала это вызывало еще большее беспокойство, но затем всеми овладело мнение, что трасса абсолютно чиста, что нас встретят не в начале, не в середине, а именно в конце пути. Каким образом распространились такие настроения по флоту, никто так и не объяснил мне толком. Увидев такое дело, за нами ринулись тысячи колонистов, которые обживали приобретенные нами кольца вражеской трассы. И почти никогда никто из них не задумывался над тем, что поскольку киберы пошли на то, что подарили нам грандиозную коммуникационную систему, для постройки которой даже сейчас не хватит ресурсов человечества, значит цена, которую они потребуют от нас, будет чудовищной и невообразимой с человеческой точки зрения. Но, когда я набирался смелости выступить с такими речами, никто не хотел принимать мои слова всерьез. "Мы просто выиграли войну, — отвечали они мне, — и киберы бежали, оставив свою технику победителям". Никогда не пойму, почему люди так легкомысленны. Мы стали слишком беспечны, и мне это, как вы успели заметить, не нравилось. На миллионы километров растянулся наш флот. И если в авангарде шли в полном порядке боевые корабли, то арьергард представлял собой бардак, в котором без особых усилий могла зародиться губительная паника, стоит нам лишь попасть в переделку. Да. Нам страшно повезло, что мы шли до сих пор без заминок. Иначе сорок два года превратились бы в четыреста двадцать, а то и пятьсот лет. Но я склонен был называть это не везением, а умыслом, потрясающим своей глубиной...
На этом месте мои скорбно-патетические размышления прервались самым что ни на есть бесцеремонным образом. Дверные створки раскрылись, точнее сказать, расхлопнулись, и шумная компания штабных офицеров, с которыми бессмысленно говорить о субординации, заполнила мой офис. Возглавлял эту толпу, конечно же, главный артиллерист эскадры — господин Скорпион. Я понимал, что он сознательно ведет себя панибратски. Это была своеобразная игра, и стоило мне сейчас заикнуться о приличном поведении, как Скорпион, в наступившей тишине, выдал следующий экспромт:
— Что ворчишь, моя старая плесень?
Понимаешь, ведь мир очень тесен.
Я с тобой рассчитаюсь с лихвой,
Коль нарушу твой пыльный покой.
Потерев подбородок, я ответил с не меньшим пафосом:
— Ну, зачем ты пришел, гость незваный?
В мир мой тихий и обетованный?
Я не видел тебя целый год,
Только зажил спокойно, и вот...
Но Скорпион перебил меня, показав рукой на присутствующих офицеров:
— Твои братья томятся без дела,
И броня их уже заржавела.
Прикажи обнажить нам клинки,
Или все мы помрем от тоски.
Тут я усмехнулся:
— Рифмоплет из тебя никудышный! Не позорился бы лучше: "клинки — тоски". Господа офицеры! — крикнул я за спину своему оппоненту. — Объявляю боевую готовность, бандиты вы этакие!
Кто помладше — завопили от восторга, а кто постарше — одобрительно заулыбались. Глаза многих лихорадочно блестели, и в этом блеске была жажда разрушения — то, с чем я не в силах был бороться.
* * *
Через пару часов началась неизбежная пресс-конференция по поводу объявления боевой готовности. Вся аккредитованная при штабе журналистская братия набилась в тесноватый для такого количества людей актовый зал. Как, мне нашептали перед началом конференции, настроение, аудитории склонялось в пользу представления о нашей маниакальности.
— А не кажется ли вам, господин...
Я перебил первого же журналиста, понимая, что поступаю бестактно, но не в силах в сотый раз разворачивать одну и ту же дискуссию: