Порода. The breed

Давным-давно мой отец ловил и держал наших певчих птиц, интересовался и всякой экзотикой. Поэтому разговоры о красоте и разнообразии пернатых, об их содержании в неволе были моей стихией. С детства. Собственно, это и было мое детство - самое прекрасное в нем. Зеленые тома Брэма. Советы натуралисту-любителю. Самое любимое. Зоомагазин на Арбате, Таганка и Птичий рынок, мучные черви и муравьиные яйца, лесной жаворонок юла, поющий в клетке с полотняным верхом на подоконнике над Москвой-рекой, у Бородинского моста... Да, птицы в неволе. Уж в этом-то я разбиралась.

Время летело - легко и стремительно, как облака в этом северном морском небе. Я чувствовала, как дышит море - совсем близко, хотя мы были почти в сердце Британии.

Наш разговор - для англичан, судя по всему, обыкновенный - неторопливый, степенный, обстоятельный разговор о птицах и об охоте, о лошадях и собаках (конечно, за исключением четвероногих друзей Энн), настоящий разговор, когда никто не перебивает и не кричит, а спокойно, даже мечтательно думает вслух о всяких прекрасных созданиях, а значит, думает и говорит о жизни и о себе - такой разговор в Москве был бы немыслим. У нас эти темы - удел специалистов. А те все больше спорят и орут. Торопятся, будто боятся, что не успеют высказать свое - то есть главное. И, конечно. не успевают. А тут мне было хорошо. Пристальный интерес к животным - моя естественная особенность, которую я уж давно привыкла скрывать у себя на родине, чтоб не прослыть ненормальной. Здесь, в Англии, это оказалось в высшей степени уместным и воспринималось как должное, а не как признак умопомешательства. Я говорила о том, что люблю – и, кажется, впервые говорила свободно.

О собаках Энн так никто не упоминал, хотя обе терьерши все это время присутствовали во плоти, очень живой и теплой, валялись по коврам, залезали на диван и играли. По их играм было ясно, что еще несколько месяцев - и кто-то опять ПРОЯВИТ АГРЕССИВНОСТЬ. Короче, ЗАГРЫЗЕТ ПОДРУГУ. Но англичане были невозмутимы.

Наконец Энн сказала:

- Ну а теперь, dears... - И посмотрела на Мэй. - Теперь, dears, еще по рюмочке - и пора в питомник. Покажем Анне гончих.

Мэй поднялась неожиданно легко. Мы спустились вниз, где у входа нас поджидал высокий прямой человек в кепке, твидовом пиджаке и зеленых резиновых сапогах. Лицом и сдержанностью он напоминал каменные статуи с острова Пасхи и так же, как они, смотрел только в небо. Как он назывался по-английски, я не помню. По-нашему, это был главный псарь, или доезжачий, питомника гончих Ферлоу. Он внушал трепет. Вскоре выяснилось, что сообщаться с ним можно было только посредством Энн: кроме хозяйки, для него не существовало никого.

- Джон, - сказала Энн, - это гостья из России. Ну, ты знаешь. Там была революция, и традиционная псовая охота пропала. Но это особая гостья. Она понимает. Нужно показать ей наших собачек и как у нас все устроено.Пойдем.

Человек в кепке, не отрывая взгляда от быстро несущихся облаков, что-то пробормотал.

- Джон говорит, что сперва покажет нам молодняк. Потом, Анна, мы перейдем к кеннелам основной стаи.

Прямая, как доска, фигура доезжачего развернулась, его нос встал на нужный курс, и статуя с острова Пасхи двинулась по сизо-зеленой стриженой траве прочь. Энн в своей панамке поспешила за ним, далее следовал Ричард в плисовых джинсах и Мэй в реющих на свежем ветру юбках. Я встроилась в хвост.

Был полдень, и дул сильный ветер, но над мокрой травой сгущались полосы тумана, плотные, как молочный кисель, которым поила меня моя няня из девятнадцатого столетия. Прилетели две тетери, посидели, улетели. Так тетя Маша уговаривала меня есть кисель. Туман был совершенно безвкусный. Ноги промокли уже через несколько шагов. Наконец мы приблизились к низким зданиям, похожим на телятники социализма, но гораздо более аккуратным. Вошли в ближайшее. Там было очень светло, чисто и сухо.

Но тут нос доезжачего чуть опустился. Послышалось бормотание.

- Джон говорит, что хочет сначала показать Анне кухню. Анна, обрати внимание, как мы следим за чистотой. Джон просит тебя согласиться, что в помещении нет ни одной мухи, хотя... Ты видишь? Свежее мясо разделывается прямо на столах.

Над длинным столом-помостом в центре кухни, покрытым оцинкованным железом, как в морге, свисали с потолка на крюках две желто-красные коровьи туши. Не было ни запаха мяса, ни следов крови. И мух не было. Ни одной. Только сверкали белые электроплиты и нержавейно блестели на них громадные кастрюли.

Статуя, пользуясь Энн как оракулом, подробно описала сложный процесс приготовления пищи для гончих разных возрастов. Чувствуя особую ответственность, я изображала неусыпное внимание. Мы перешли в соседнюю постройку.