Порода. The breed

И правда, все понемногу улеглось, успокоилось. И болезнь его, как я слышала, тоже утихла. Вместо отца мне остался частичный паралич правой стороны – очень слабый, совсем незаметный, на почве детской психической травмы. И еще – одиночество. У матери был Диккенс, кафедра, институт. А у меня – пустая квартира. Все мои – бабушка Нина, дед Павел, няня, Марья Андреевна, - давно уж лежали под серой гранитной плитой на далекой московской окраине, куда одной и не доберешься. И еще остались – Валентина и Анна Александровна – рядом, через двор, на Плющихе. Анна Александровна Корф называла меня Аннета. И учила, как обращаться с собаками. Потому что еще у меня осталась – собака, отцом заведенная. С тех пор я держу собак. И как-то знаю, что я и сама – собака. Все мы, и теперешняя моя Званка, мечтаем об одном - чтобы, ночью проснувшись, прижаться к хозяину и снова счастливо уснуть. Надеемся, что не вечно сиротство: придет любовь и избавит.

Так что ж, вот и он? Человек из романов и снов, из ночных пробуждений? Он сдержан. Красив. Его дом - серый гранитный замок. Он так спокойно говорит о будущей охоте – расспрашивает: как все это бывает? Что нужно уметь борзятнику? Как скачут и ловят собаки?

Джим подвинулся ближе к нам, прислушивался и мечтательно улыбался. Его темные глаза смотрели мягко, а запах дыма из трубки напоминал о дальних морях. Когда он подносил трубку к лицу, будто опаленному тропическими ветрами и жаром желтой лихорадки, на мизинце его коричневой руки сверкало золото, а в нем – как капля крови – темный рубин. Джим курил, молчал и слушал. Вечер между нами был тихим. Но только между нами.

События за столом развивались иначе. Две супружеские пары – владельцы преуспевающих питомников, - поглотив гулливерские блюда ветчины – по полкруга каждое – и выпив соответственно водки, направили свои взгляды на меня.

- Лора, помнишь, как мы ездили в Финляндию? На самую русскую границу. И ведь не испугались! Медвежатину трудно позабыть, а? – громыхал бас мистера Пиммондса, здоровенного фермера в трикотажной кофте, краснощекого, а после выпитой водки еще и красноглазого. – Медвежатину с брусникой?!

- Как же, дорогой, помню, помню! Медведи-то туда из России заходят. Сэмми, давай спросим Анну, любит она медвежатину?

- Анна! – взревел Пиммондс. – Как вы насчет медвежатины? Нравится?

- Анна, дорогая, - защебетала Лора, - а правда, что все русские ходят круглый год в меховых шапках? Мистер Пайн? Как нам одеваться, если нас пригласят в Москву отсудить какой-нибудь ринг?

- Какой-нибудь ринг медведей разве что, - захохотал другой заводчик, по-видимому, конкурент Сэмми. – Так тебя и пригласили туда борзых судить!

- Будем просить Анну, она не откажет в любезности поспособствовать, - ворковала Лора. – Анна, как вам понравились наши собаки? Крылат – чемпион, наша гордость. – И Лора, подозвав кобеля, угощала его кусочками недоеденной ветчины, стараясь показать его в самых выгодных стойках. – He has got his ticket today, my sweety![114] Мэй, я тебе всячески рекомендую взять у нас щенка из-под Крылата. Сейчас же, пока мы еще не начали продавать! Подумай: во-первых, какие крови! Во-вторых, ты же будешь оставлять Бонни нам на передержку: мы договорились, ты помнишь! А тогда мы их сможем помещать в одну вольеру вместе с новым кобельком, и Бонни не будет так одиноко. Собачки не будут страдать. Так что думай. Сегодня еще не поздно.

- Клер пытается убить двух зайцев, - шепнул мне Джим, - сначала получить деньги за щенка, а потом брать двойную плату за передержку – ведь собак-то будет уже две!

Но коммерческое красноречие Лоры было тщетно. В этот миг Мэй сосредоточила все свое внимание только на том, чтобы струя кофе из кофейника попадала в чашку Джима, а не мимо. Джим, с его быстрой реакцией старого солдата, мгновенно отодвинулся. Мэй уронила кофейник в чашку, небрежно отвернулась от осколков и, вцепившись в шерсть на шее Мышки, добралась до кресла у камина, где сейчас же крепко уснула. Громогласный Сэмми, пошатываясь, удалился куда-то в недра дома и пропал.

Лора отправилась на поиски мужа.

- Анна, - сказал Ричард, - не хотите выйти на воздух? А то вдруг она вернется! Давайте лучше пройдемся, а потом я поеду. Энн не заснет, пока меня нет.

Встав, я заметила взгляд Джима – он улыбался печально, сочувственно. Трубка его потухла, но вспыхивала капля рубина на мизинце, когда он поглаживал щетку рыжеватых усов. - Странно, - подумала я, - а вдруг он все понимает? Нет, откуда же? Невозможно!

С противоположной стороны стола пристально смотрел Дик. Он, конечно, слышал все, что говорилось. Я стояла, он сидел, откинув назад светловолосую голову с тонким профилем хищной птицы, но по-прежнему казалось, что его глаза, бледные, как июньское небо, взирают на меня сверху вниз.

- Are you a snob, Anna? – вдруг услышала я его хирургический голос. – And don't tell me – you, you, with all your sophistication – that you don’t quite understand. You are sure to know what I mean. So?[115]