Порог

Да, именно эти глаза он видел с детства перед самым пробуждением, это они мучили его, порой являясь в отражениях зеркал, а в последнее время везде и всюду, доводя до исступления. Так вот, как смотрит эта чертова любовь… Прямо в душу! Испепеляя ее!

Как?! КАК это могло произойти в шаге от успеха?!

ДА КАК ОН ПОСМЕЛ ТАК С НИМ — С ТЕМ, КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ ВЕСЬ МИР?!!

Ребенок что-то шепнул взрослым. Теперь не только сопляк, но все трое смотрели на Бизанкура. И женщина уже не была просто женщиной, которую можно обмануть, сломать, или другими способами вывести из игры. Она выглядела неприступной скалой. И ее глаза были такими же — смотрящими прямо в душу, не оставляющими надежды. Мальчишка одной рукой обхватил мужчину за шею, а вторую положил матери на плечо. Словно прослойка бетона, скрепляющая намертво два камня. Он смотрел на Бизанкура так, словно читал его, как открытую книгу.

— Убью, — тихонько процедил Жан-Жак сквозь зубы, и кулаки его сжались, а мозг лихорадочно искал решение.

Убивать мальчишку было нельзя, об этом давно предупреждал его Бельфегор. Если он осмелится, то погибнет сам — охранная печать уничтожит его в ту же секунду. Рискнуть? Да, ищите дурака. Он видел, как настигала детей смерть от сказанного заклинания за считаные минуты. Ну уж нет… Что делать? Что делать?! У него ничего не осталось! Его покровители лишили его всех своих даров, и теперь он чувствовал себя беззащитным, точно голый на площади… ЧТО ДЕЛАТЬ?! Он один, он совершенно один, никому не нужный, всеми оставленный, бессильный! Нет, он не проиграет, на кону стоит его собственная жизнь, его бессмертие, все-все…

Словно в замедленной съемке, он видел, как мужчина опускает на землю ненавистное маленькое отродье, как заслоняет собой его и его мамашу, делает шаг вперед… А-а, защитничек, откуда ты взялся на мою голову именно сейчас?! Ты все, все испортил! ЭТО ТЫ ВИНОВАТ ВО ВСЕМ!

Кровь бросилась в голову Бизанкуру. Он поискал вокруг безумным взглядом и подхватил что-то с земли. А потом с рычанием бросился вперед, замахнулся и нанес сокрушительный удар зажатым в руке камнем, кстати оказавшимся под ногами.

Сердце Жан-Жака колотилось в горле, перед глазами все плыло, но он успел заметить, что удар его достиг цели. Лицо мужчины моментально залила кровь, глаза его закатились, и он мешком осел на землю, распростерся, как большая тряпичная кукла. Так тебе, с-сука! И немедленно отсюда. Его простят. Он все исправит. Он же убрал целых шестерых, и остался только этот…

Рядом запоздало закричали. Но это была не Вера. Она стояла, бледная как мел, и прижимала к себе сына. Дура. Курица…

* * *

— Я все, все исправлю… — трясясь как в лихорадке, повторял Бизанкур.

Перед ним стояла Белла.

Сначала он подумал, что она улыбается. Нет, это был оскал.

— Исправишь… Что ты можешь исправить ТЕПЕРЬ, жалкая ты тварь?! — Слова текли сквозь ее ощеренную страшную улыбку отравленным сиропом. — Ты отодвинул все на тысячу лет! На гребаную! Тысячу! ЛЕТ!

Бизанкур завизжал от ужаса и присел, закрывая голову руками:

— Нет, это не я! Я делал все правильно! Он появился там неожиданно! Его специально прислали! А что я мог сделать, что?! Если вы отобрали у меня все, что подарили! Вы оставили меня одного, без защиты! А вы же обещали мне ее!

Довольно долго Бельфегор молчал, и Бизанкур осмелился приоткрыть глаза.

— Помнишь своего первого? — нежно прошелестел демон, дыша ему в лицо смесью сырого мяса и нечистот.

— К-кого? — не понял Жан-Жак.

— Первым ты убил своего отца… А он любил тебя, между прочим, — сухо заметила Белла. — Сейчас я переселю тебя в него. И ты испытаешь все, что испытал он. Всю боль, весь ад, весь ужас — нет, не физической, а душевной боли. Ты даже не знаешь, что это такое, мой мальчик… Ничего, мы это исправим. Душевная боль намного сильнее физической, уж поверь старому доброму дядюшке Бельфегору. Мы сплавим и то и другое в огромный пылающий ком… Чувствуешь?

Что-то жгучее и раздирающее поселилось в нем, и слезы полились из его глаз. Такой боли он даже представить себе не мог.

Его мальчик, его дорогой, нежно любимый малыш, такой долгожданный… И его жена, ни в чем не повинная Анна-Мария, доверившая ему свою жизнь, — ведь это по его вине она умерла! Ну почему он был таким дураком?! Почему он не пожалел ее, ведь она все время была такая худенькая и слабенькая, а он все время заставлял рожать ее, как свиноматку… Господи, мне надо было молить Тебя о том, чтобы Ты прибавил мне ума! Господи, как больно!

— К кому это ты сейчас обратился, твареныш?!

Немыслимо скрутилось что-то внутри, горло схватил спазм, по щекам текли слезы.