Порог греха

Всё меньше и меньше в России людей со светлыми лицами, озарёнными беззаботными улыбками. Всё больше и больше лиц в камуфляжной форме с автоматами на груди, пистолетами на поясах и блеском озверения в глазах. Человек с ружьём, которого в дни Октябрьского переворота призывал не бояться Ленин, тогда сделал своё кровавое дело, а ныне стал неотъемлемой частью нашей жизни. Он у дверей администраций, вокзалов, аэропортов, санаториев, клубов, школ и детских садов. Его прицельный взгляд мы чувствуем даже в моменты любви, когда зарождается самое величайшее чудо Вселенной – Человек.

В горьком отчаянии, униженный, оскорблённый, замученный и бесправный, я обращаюсь к террору, как последней мере протеста, возможности заявить о себе и хоть что-то изменить в этой опостылевшей жизни!»

Всю ночь над тайгой бесновался снежный шурган. К рассвету успокоился, но тёмные угрюмые облака закрывали небо. Алесь натопил печь. Напился чаю. Оделся потеплее в меховые куртку, сапоги, солдатские ватные штаны и шапку-ушанку. Мартовский мороз ярился градусов под сорок! Лёгкий верховой ветерок сдувал с вершин деревьев снежную пелену. Пробивая тропу в сувоях, Алесь пошёл прогуляться по закрайку болота не без натекающей в сердце тоски. То тут, то там лежали поваленные старые деревья. Но попадались и совсем молодые, со сломленными вершинами. Росли сиро, без прикрытия более зрелых старших собратьев, вот и не устояли.

В семи километрах от пещеры находилось небольшое озерко, в котором Алесь иногда ловил рыбу. Там он не был с начала ноября. И направил стопы сильных и резвых ног прямиком через болото, а не в обход, как всегда делал раньше, рассчитывая на крепость схваченной стужей жидкой поверхности болота.

До озерка оставались считанные метры, когда снег вдруг мягко просел под Алесем и он ухнул в просос топи по самые плечи. Раскинув руки, Алесь замер. «В новых или изменившихся условиях веди себя как на минном поле». Как же он мог изменить правилу, которое сам же и придумал? Расслабился и сразу же влип!

Жижа была не столь вязкой, как обычно бывает в трясине, не затягивала вниз. К тому же носками сапог Алесь нащупывал твердь. Возможно, это был камень. Алесь огляделся. Метрах в пяти от него росла чахленькая, с искривлённым стволом, лиственница. Добраться до неё – спастись. Алесь снял куртку и шапку, не без труда, погружаясь с головой в холодный чёрный кисель, освободился от унтов и штанов. Внутренне собрав воедино силу мышц и мыслей, ринулся к цели, неистово подгребая под себя руками и ногами вязкую гущу. Уже на первом рывке он пробился почти до самого дерева. Переведя дух, на втором ухватился за ствол, и вытянул себя из трясины. И сразу же почувствовал, как мороз ухватился за его мокрое грязное бельё: не утонув, Алесь мог замёрзнуть!

Он во всю прыть бросился бежать по собственным следам назад, к своему жилищу, спасительному теплу очага. И если интенсивное движение рук и плеч сохраняло остатки тепла мышц груди и спины, то ноги деревенели чуть ли не с каждым шагом. На подходе к пещере он уже не ощущал их вовсе, упал и пополз вперёд, рассчитывая только на силу рук.

Обе каменные чаши в пещере окуривались парком. Алесь нырнул в одну из них и первые несколько минут даже не чувствовал температуры воды, которая на выходе горячего ручья достигала почти пятидесяти градусов. Бельё быстро нагрелось. Алесь снял его. Принялся разминать руками всё тело, постепенно отходящее от стыни.

В срубе было тепло: после утренней топки печь не успела остудиться. Алесь надел байковое бельё, выпил полстакана водки, проглотил две фиолетовые горошины и укрылся с головой меховым одеялом. Сон явился сразу, глубокий и здоровый.