Порог греха

Она жила в большом мрачном старом бараке, сколоченном ещё на заре советской власти для рабочих-строителей, возводивших Лесогорск. Таких бараков было несколько и находились они на краю города. Фаина Иосифовна, как женщина-одиночка, размещалась в одной небольшой комнате с печным отоплением. Воду она брала из колонки неподалёку от барака. Пользовалась общим уличным туалетом на три двери. Печь с плитой топила дровами и углём (они хранились в одном – из многочисленного ряда – дощатом сарайчике). Единственное большое окно выходило на дорогу. По его центру комнату разделяла фанерная перегородка: в одной половине размещался диван, служивший хозяйке и постелью, комод с расположенным на нём круглым, на подставке, зеркалом и принадлежностями женского туалета, письменный двухтумбовый стол с лампой под белым стеклянным абажуром и старенькое пианино фабрики «Красный Октябрь»; вторая половина комнаты предназначалась для хозяйственных нужд. На маленьком кухонном столике стояли керосинка и электроплитка с открытой спиралью, на большом, застланном клеёнкой в белый горошек, – горка тарелок и блюдец. Над ним – настенный шкафчик с разной посудой. Единственной роскошью и, как говорила Фаина Иосифовна, «отрадой души» были титан – бак для нагрева воды – и ванна (достались в наследство от прежнего владельца квартиры – бригадира плотников) и (сработанные им же) четыре крепких – на век – табурета.

Но даже такое скромное убранство показалось Павлинке и Алесю вершиной тепла и уюта: они просто соскучились по привычной домашней обстановке!

Фаина Иосифовна нагрела титан. Алесь и Павлинка по очереди приняли ванну. Подкрепились пирожками с капустой, приготовленными хозяйкой. До вечера музицировали: Павлинка, по её выражению, набирала форму, так как не играла уже несколько месяцев. Ей подобрали репертуар. А потом пошли в гости в Мерзляковым (они жили в соседнем бараке): надобно было посмотреть аккордеон и попросить его для выступлений Алеся.

Мерзляковы жили в двухкомнатной квартире с очень скромной обстановкой: три кровати, топчан, буфет для посуды, шкаф для платья, три стола, лавка и несколько стульев с гнутыми спинками. В отличие от квартиры Фаины Иосифовны, на стенах висело множество одиночных и групповых фотографий в простых деревянных рамках.

Хозяева встретили гостей радушно, особенно муж Риммы Семёновны. Он так и просиял, когда увидел в руках соседки бутылку водки, содержимое которой потом единолично и употребил.

Вечер удался на славу! Алесь был на высоте от счастья: инструмент, лёгкий, звучный, празднично сверкающий голубым перламутром и розовым мехом, так и пел в его руках! Муж Риммы Семёновны, разгорячённый водкой, заказывал фронтовые песни. Знал он только по одному-два куплета, а потом замолкал и, кивая в такт мелодии головой, плакал, хотя и не всякая песня располагала к слезам. Сын не проявлял никаких чувств и, вжавшись в свою кровать, не спускал глаз с Павлинки.

При прощании Мерзляков подкатил на своей инвалидной тележечке к Алесю, обнял, расцеловал в щёки и хлопнул по корпусу аккордеона ладошкой.

– Владей, сынок! Весели народ! Чего он тут у меня ради украшения-то сохнет и портится? Инструмент работать должон! Ну, загоню я его, прогуляю денежки, и што? Да неизвестно, в чьи руки-то попадёт: можат, и не музыканта вовсе, а так – спекуляшки! И пойдёт эта красота по холодным рукам. А у тебя они, сынок, золотые! Играй! А иначе за што воевали-то, а? За вас, деточки наши, жизней не жалели, себя вот калечили! И не зря, не зря! А? Так ведь?

Римма Семёновна, заметив, как пошло пятнами лицо мужа, бросилась к нему с уговорами. Знала: войдёт в раж – контроль над собой потеряет, в замутнении рассудка и о гостях забудет. Криком своим вопрошающим «Не зря ведь калечились, а? Ради жизни калечились, а?» изойдёт до беспамятства. А в крике боль, а в крике безысходность!

Женщины общими усилиями успокоили фронтовика, и он, вытирая слёзы, попросил прерывающимся детским голоском:

– Вы токмо не забывайте! Приходите почаще… Ты, сынок, с музыкой этой! Ить как на душе-то… Вот всё так и переворачивается! – он не находил нужных слов, а только круговым движением ладони по груди показывал, как же музыка вывёртывает его сердце.

Аккордеон оставили на квартире Фаины Иосифовны, и Алесь приходил сюда репетировать.

В праздничный день в помещение столовой стащили из всех спален и кабинетов стулья, табуреты, кресла и скамейки. Расставили рядами. Первый, состоящий только из одних добротных кресел и стульев с мягкими сиденьями, предназначался для важных гостей из города. Их прибыло больше десятка! Среди них выделялись двое военных в офицерских мундирах с большими звёздами на погонах и одна женщина с пышной чёрной, химической завивки, шевелюрой, с золотыми серьгами-подвесками в ушах; золотой же оправой сверкали на её глазах круглые очки. В столовую она вошла не как все гости – без верхней одежды, а в дорогой меховой шубе до пят. Сняла её и положила на спинку кресла.