Порог греха

– Чует моё сердце, Стёпа, что-то тут не так, – поделился Алесь с другом своими подозрениями.

– Согласен, – поддержал Степан. – Мы уже давно должны бы выйти к нашим.

В конце третьего дня, в глубоких сумерках, они вошли в небольшое горное село. Моджахеды завели Алеся и Степана в какую-то глинобитную избёнку и заперли дверь. На ворохе соломы в углу лежал человек. Он сел. Какое-то время вглядывался в незнакомцев, потом спросил хриплым голосом:

– Вы кто? Вы русские?

– Да, – ответил Алесь. – А ты?

– Узбек. В плен к этим чуркам попал.

– Давно?

– Четвёртый год мучаюсь.

– Бежать не пробовал?

– А как же? – парень закашлял, утробно и длинно. – Нас тут пятеро было. Три раза бегали. Ребят перещёлкали. Шибко далеко до наших. Более трёхсот кэмэ. А мне нахрен лёгкие отбили! Дохну вот. Не пришили только потому, что я на их языке балакаю да на палке с дыркой играть умею. Они, бывает, пьянки устраивают, а я им – музыкальное сопровождение. Вот и живу пока. А вы?

– А мы, судя по всему, теперь твои братья по несчастью. Обманул нас, однако, Мурзабек, как ты думаешь, Алесь?

– Какие теперь сомнения? Восточная хитрость. Усыпил бдительность – и колодку на шею. В рабы. Ну, давай знакомиться!

Алесь сел рядом с новым товарищем. Он оказался преподавателем из хорезмского музыкального училища. Дома остались мать, отец, пятеро братьев и молодая жена. Он даже и не воевал. Вертолёт, в котором он с группой ребят летел на выполнение первого задания, подбили: вертушка сделала посадку прямо в логове врага.

– Ладненько. Обвыкнем. Соорентируемся. Подготовим побег, – успокоил и себя, и товарищей Алесь.

Но пленников разъединили. Алеся несколько раз перегоняли из одного селения в другое. Побег вслепую, без чёткого знания направления, грозил тем, что можно было заплутать в горах, в пустыне, сгинуть без следа или попасть в лапы врагу. И всё-таки однажды Алесь бежал. Две недели добирался до границы. Питался только травой, листьями деревьев и ягодами-дикоросами. Ослабел так, что едва передвигал ноги. На последнее преодоление рубежа – реку – у него уже не было сил. На берегу он увидел старика, который пас овец. И попросил у него помощи. Тот привёл моджахедов. На Алеся снова надели цепи. И уже никогда не снимали.

С Мурзабеком он случайно встретился спустя шесть лет. В Афганистане развёртывалась кампания по выборам нового правительства. В кишлак, где находился Алесь, приехал Мурзабек. В худом, заросшем бородой человеке он, конечно, не узнал бы спасителя своих детей, не обратись тот к нему со словами полными горечи и презрения:

– Так-то вы, господин Мурзабек, держите слово? И не боитесь Аллаха?

– Какое слово? Кто вы такой?

– А как поживают ваши дети?

Как выяснилось, Мурзабек не давал приказа обращать Алеся и Степана в рабов. Провожатые самостоятельно приняли решение.

Когда Алесь поправил здоровье, Мурзабек самолично доставил Алеся на границу. Война Советского Союза с Афганистаном закончилась через два года после пленения Алеся. Советские войска ушли из одной страны, а возвратился Алесь уже в другую Россию, с другим общественно-политическим строем, который непростые люди называли «проамериканским ельцинским режимом». Несколько недель Алесь провёл в тюрьме на Лубянке. По окончании следствия его подчистую уволили с военной службы.

Алесю показалось, что заморосил дождь, но это Дэги брызнула ему в лицо водой из фляги.

– Поднимайся, лежебока! Зову, зову тебя, а ты хоть бы хны! Уставился глазами в небо. Что ты там увидел?

– Прошлое своё, – Алесь поднялся на ноги, – будь оно трижды проклято! – он хотел сказать что-то ещё, более злое и резкое, но Дэги пресекла его:

– Никогда не проклинай ни прошлого, ни настоящего. Наша жизнь – крест судьбы. И даётся он свыше.

– Богом?

– Создателем. Все нити жизни в его руках. Он всегда справедлив. Это люди несправедливы по отношению к нему.

Шаги после отдыха ускорились. Под ногами была уже не пружинящая почва, а твердь земли. Через час они подошли к скале, уходящей в небо на высоту семиэтажного дома. На самой вершине её тёмной шапкой нависала смешанная поросль деревьев. Рядом со скалой высилась могучая, в обхват человеческих рук, древняя сосна. Коричнево-медная кора была в глубоких, казалось, кровоточащих щелях-ранах, нанесённых зимними студёными ветрами, летними ливнями и палящим солнцем. Сверху кору густо покрывали бронзовеющие на солнце чешуйки, как бы прихорашивая вековечный лик таёжной долгожительницы. При дальнем огляде ствол её отливал золотом.

– Здравствуй, мама! – Дэги прижалась к сосне щекой. Крона её, разметнувшаяся где-то под облаками, качнулась. Тёплая воздушная волна обдала Алеся и Дэги парным запахом смолистой хвои.

Давно научившаяся слушать глазами, Дэги подняла лицо к вершине и, улыбаясь, помахала рукой.

– Ты общаешься с этим деревом, словно с живым существом, – не без иронии заметил Алесь.

– Деревья тоже имеют душу, – ничуть не смутилась Дэги, – а эта дягда даже одушевлённее многих людей!

– Ты подразумеваешь меня?