Порог греха

Он сунул руку в карман своей лёгкой куртки, сработанной из шкуры неблюя – оленя-первогодка, – достал плоский, округлой формы, небольшой камень, с вырезанным на нём бородатым ликом, и протянул Дэги.

– Возьми. Это Кали, наш самый близкий дух. Когда мысли твои подёрнутся хмарью, а душа затрепещет листьями осины, говори с ним. А вот это, – прадед выпростал из другого кармана миниатюрный берёзовый туесок, – когда ослабнет твоё тело.

Он открыл круглую деревянную крышечку и высыпал на ладонь несколько горошинок. Они заискрились фиолетовыми огоньками.

– Одна – даст тебе крылья в тайге. Две – вознесут к облакам. Три – в пределы Верхнего мира. Помни об этом. Можно много-много дней не есть и не спать и быть добрым. В них – сила воды, огня и земли.

Старик взял с ладони три горошины, остальные всыпал в туесок.

– Ты собираешься в Верхний мир? – догадалась Дэги.

– Я слышал знак. Хэвэки скажет, когда… Я должен быть готов.

– Мы больше не встретимся?

– Здесь нет.

Дэги заплакала. Прадед обнял её и прижал к груди. Сердце его стучало гулко и ровно.

– Спустя три луны ты можешь приходить на Буркачан в любое время года. И Хэвэки и Кали будут охранять твою таёжную тропу. А теперь возвращайся в Осикту. Дядя Степан будет тебя оберегать и направлять.

– Амака! – вскрикнула Дэги и припала к груди деда, обхватив за шею руками. – Я не хочу без тебя уходить. Я люблю тебя, Амака!

Прадед властно снял руки Дэги со своей шеи.

– Так надо. Так повелевает Хэвэки, – и повернул её лицом к болоту. – Иди и не оглядывайся. Прощай, моя аяври!

Дэги появилась у Священной горы, когда солнце уже садилось в тайгу. Пока она отсутствовала, Алесь натаскал в пещеру душистой травы, соорудил мягкую лежанку. Густой аромат разогретого солнцем луга заполнял всё пространство пещеры.

Они развели костёр. Вскипятили для чая воду в походном котелке. На чистом белом платке Дэги разложила варёные яйца, зелень, хлеб и вяленую рыбу. Они плотно поужинали.

Дэги застелила травяное ложе простынкой, разбросала по нему цветы, собранные с того места, где она прощалась с прадедом.

– Ложись, милый, – нежно попросила Алеся, – и жди меня. Дэги вышла на площадку пещеры. На фоне звёзд Алесь видел её силуэт: девушка вздымала к небу руки.

Они обнялись и поцеловались. Электричество губ пробежало по всему телу Алеся. Он поочерёдно прижался ртом к упругим, как яблоки, чашечкам грудей, вбирая их в себя и чувствуя, как они набухают, полнеют от томящего желания. «Только не торопись, милый», – услышал он молящий шёпот, погружаясь в упругую теплоту тела девушки, ещё не познавшей мужской ласки, и пламенея от мысли, что он и никто другой первым дарит и получает её от самого прекрасного существа в этом мире. Казалось, они зависли в воздухе, и всё пространство ночи, с мерцающими звёздами, сполохами дальних зарниц и какими-то светлыми тенями двинулось вокруг них, обтекая и баюкая в волнах текучего тепла, исходящего невесть откуда.

Внезапно обессиленные, они разжимали объятия, откидывались на постели и, немея от счастливого томления, засыпали. Потом просыпались, и неземная сила снова и снова несла их по краю жизни и смерти.

Окончательно Алесь очнулся от ночного забытья, когда солнце уже высоко поднялось над тайгой. Дэги лежала на спине рядом. С величайшей осторожностью и нежностью, словно к лепесткам диковинного цветка, Алесь поочерёдно прикоснулся губами к малиновым соскам её упругих, налитых здоровой силой грудей. Поцеловал плечи, розовые мочки ушей, голубую жилочку на шее.

Солнечные лучи пробивались сквозь листву деревьев, светлые тени плескались на прекрасном лице Дэги, озарённом улыбкой самозабвения и неги. Она блаженно жмурилась. Чуть трепетали её открытые для любви и ласки, слегка припухшие от ночных поцелуев губы. Алый огонь желаний возгорался в них. И Алесь прижался к ним своими губами, ощущая влажную зазывную прелесть. Ночь внеземной любви укротила бурю крови, и в их телах осталась только тихая нежность, которой они стремились поделиться друг с другом.

– Дэги, родная моя! Никогда в жизни мне ещё не было так хорошо. Поверь, никогда! Я даже предположить не мог, что можно испытывать такое счастье, – Алесь утопил лицо в её разбросанных по подушке волосах. – Если бы знать о такой встрече, у меня никогда бы не было ни одной женщины, я бы ждал тебя до этой самой ночи: полюбить и умереть!

– Дурачок, – она обняла его голову, – мне тоже было очень хорошо. А в том… Ну, что у тебя было, так ты не виноват. Ты жил, как все мужчины. Я всё понимаю. Не казнись.

– С тобою я понял одно: так и только так должны любить друг друга мужчина и женщина. Дэги, родная моя, нежная, несказанная. Ты – неземная женщина! Ангел мой! – Алесь снова прижался губами к её груди, и она ощутила на ней тёплую влагу, дивясь, как может разребячиться такой сильный, прошедший огонь и воду мужчина.

Алесь поднял голову.

– А может быть, это надо прежде выстрадать? А?

– Может быть, может быть, милый, – поспешила Дэги успокоить его. – Но это уже не важно: мы получаем своё, значит, выстрадали.

Она встала с постели. Перехватила лентой волосы на затылке.