Порог греха

– Сейчас принимаем ванну и готовим завтрак. Нет, нет, – остановила она порыв Алеся надеть трусы, – голышом.

– Да неловко как-то, – искренне смутился Алесь, оглядывая себя.

– Стесняться после такой-то ночи? – Дэги вздёрнула бровки. – Ходить на открытом воздухе нагим полезно для здоровья!

Они приняли ванну. На завтрак съели бутерброды с сыром и консервированной ветчиной и отправились бродить по острову.

В густом смешении здесь росли сосны, лиственницы, ели, кедры, берёзы и осины. Какие-то мелкие кустарники, названия которых, кроме даурского багульника, Алесь не знал.

Местами деревья составляли отдельные семейства одной породы, как будто были специально посажены кем-то в равноудалённых друг от друга квадратах. Среди больших и малых валунов на взлобках сплошным ярким ковром краснела брусника. На сырых замшелых еланьках гнездилась голубика. Попадались рядки смородины и малины. Грибы росли причудливыми кольцами, отдельно: боровики, грузди, волнушки, подберёзовики, подосиновики и рыжики. Ягодами они полакомились, а рыжиков набрали на жарёху в предусмотрительно прихваченный Дэги полиэтиленовый пакет.

Несколько раз они натыкались на стайки косуль, которые не убегали, а только оглядывали пришельцев и продолжали спокойно поедать растительность. Иногда с противным писком над ними кружились комары, мельтешили перед глазами мошки. С сердитым жужжанием пролетали мимо шмели и пауты. Никакая другая воздушная мелочь не задевала влюблённых.

В центре Буркачана Дэги показала Алесю круглую площадку величиной с хоккейное поле, выложенную из небольших каменных плит. Они были настолько плотно пригнаны друг к другу, что не замечалось стыков. «Камень духов, – пояснила Дэги, – здесь они собираются на совет». Небо отражалось в нём, как в зеркале.

В двух десятках метрах от площадки высилось семь вертикальных плит, из-под которых выбивались ручьи кристальной чистоты.

– Они лечебные. Видишь, – показывала Дэги, – на каждой плите – знак, поясняющий, при какой болезни надобно пить целебную воду. Вон, к примеру, нарисован глаз. Значит, ручей исцеляет зрение. Понятно? Из какого ручья ты бы хотел отведать лечебной благодати?

– Из всех! Для пробы. Если, конечно, можно.

– Жадина, – Дэги игриво шлёпнула Алеся по животу, – можно, можно. Это же не отрава.

Во вкусе воды Алесь не заметил никакой разницы.

– А ты чего ожидал? – удивилась Дэги. – Один ручей сладкий, другой горький, а третий солёный? Так, что ли?

Они вернулись к Камню духов. Походили по нему босыми ногами, ощущая приятное тепло, ровное при таком горячем солнце.

– Тут всё не так, как в обычной тайге, – сказал Алесь.

– Буркачан – великая тайна природы. После меня ты – единственный, кто знает о его существовании. Никому не говори об этом до тех пор, пока духи не позволят!

– А как я узнаю о высочайшем позволении?

– Не ёрничай! У духов много разных способов дать информацию.

– А если я открою тайну раньше положенного срока?

– Ты погибнешь, – как-то слишком просто и буднично прозвучала угроза в её устах, – а тот, кому откроешь тайну, лишится памяти.

По острову они бродили до закатного солнца: так быстро и незаметно для них промчался день! Счастливые, они вернулись в пещеру.

Каким же чудным, удивительным до благостных слёз стал окружающий мир. И это пугало Дэги. Вещим сердцем женщины она чуяла, что это ненадолго, и любовь её недолговечна. Что-то должно случиться. Но когда? Здесь? В Осикте? В Лесогорске? С нею? С Алесем? С обоими сразу? О, великий Кали, о величайший Хэвэки, дайте знак!

Они лежали на свеженарванной траве.

Дэги держала левую руку Алеся в своих ладонях, ласкала пальцы. На миг зарябило в глазах, словно тысячи мельчайших мотыльков промелькнули перед ними. На ладони Алеся высветился узор, который хироманты считают летописью человеческой судьбы. Вглядываясь в сплетения и лучики рисунка, Дэги заметила на линии жизни, там, где означивается узел семейных уз, чуть видный крестик. Она посмотрела на свою ладонь. Такой же крестик морщинился и на её линии. Дэги видела его и раньше, но не придавала значения, ибо уходящая к основанию пальцев черта предвещала жизнь хоть и не безмятежную, но долгую.

– Скажи честно, ты веришь в загробную жизнь?

Алесь звонко вздохнул.

– Да, но не в ту, о которой долдонят служители всех религий, где рай и ад.

– А в какую? – с чисто детским любопытством спросила Дэги.

– Я верю, что человек чувствует себя там счастливым и на своём месте. Он этого заслуживает после жизни в мире, истерзанном враждой народов, бесконечными войнами и мучительными болезнями. Правдоподобно?

– Не знаю, – простодушно ответила Дэги. Покусала губки, поморщила лобик. – Не знаю. Но в Верхний мир я верю. Мне об этом Амака говорил. Там так же, как и на Земле: луга, леса, реки, озёра, птицы и животные. Только всё чистое, зелёное… Никто не пожирает друг друга, – и таким просветлённым было у Дэги лицо, что Алесь залюбовался им.

– Любовь моя, несказанная моя! – Алесь обнял Дэги.