Читаем Порог. Повесть о Софье Перовской полностью

Ну вот, так и есть: мягко шурша дутыми шинами, подкатывает уже к подъезду экипаж с Фролом, умело управляющимся с парой вороных. Пока разглядывала неслыханно красивых лошадей, каждую в отдельности, почтительно-восторженный гул возник в толпе. Самый момент, когда государь появился в высоких стеклянных дверях подъезда, Соня пропустила: он уже ступил на подножку, уже шагнул в карету; видела его Соня только со спины, да и то не полностью, его загораживал могучей своей фигурой полицеймейстер полковник Дворжицкий, непременный спутник государя во всех поездках по городу. И тотчас, едва защелкнулась изнутри дверца, вороные с места взялись в карьер; каждый из шестерки верховых казаков был на своем месте: двое впереди кареты, двое сзади и по всаднику с обеих сторон кареты. За ними следовали сани, в которых восседал Дворжицкий. Все как всегда, ну ни малейшего отступления от извечного порядка! Соня взглянула на часы и, удостоверившись, что и расписание выдержано безукоризненно, с легкой улыбкой подумала: если у него, у дражайшего нашего императора, и есть какая добродетель, так это — пунктуальность, уж в этом-то ему не откажешь…

Толпа стала тем временем растекаться. Соне тоже нечего было больше здесь делать, она двинулась в сторону Невского. Могла и вообще уйти теперь домой или еще куда, со спокойной душой уйти: дальнейшее наблюдение будут вести другие — Гриневицкий у Летнего сада, Рысаков у Аничкова дворца. Но особых дел у нее до вечера сегодня не предвиделось, ничего такого, чего нельзя было бы отложить, и она решила воспользоваться этим и проверить, подтвердить одну свою догадку — давно собиралась, да все случая не было. Как-то раз, следя за возвращением царя в Зимний, она мельком, не придав тогда значения этому, заметила, что при выезде с Инженерной улицы на Екатерининский канал Фрол резко (так крут был здесь поворот) осадил лошадей, и царский экипаж замедлил свой ход… Кто знает, возможно, это место еще понадобится. В случае если что-нибудь сорвется на Малой Садовой (нет, нет, ничего, конечно, не сорвется, как можно об этом!) — тогда именно здесь, пожалуй, удобней всего расставить метальщиков бомб. Но прежде нужно проверить, еще и еще раз убедиться в том, что однажды замеченное ею вовсе не случайность, что подобное происходит постоянно.

Отправиться прямо сейчас на Екатерининский канал не имело смысла: царь будет возвращаться в Зимний часа через два, не раньше. Ничего, сказала она себе, погуляю пока по Невскому, просто пройдусь, без спешки, в свое удовольствие: вон какой денек выдался — искристый, ласковый, любо-дорого! Дойду до Аничкова, узнаю у Рысакова, не там ли, не в гостях ли у цесаревича государь, — потом назад; как раз и время выйдет.

Миновала городскую думу, Гостиный двор, Публичную библиотеку, Александрийский театр — впереди показалась светло-зеленая громада Аничкова дворца. Соня поискала глазами Рысакова. Странно, где же он? Перешла Невский. Неужели ушел уже?

Ничего подобного: вон он, за афишной тумбой. Она подошла, стала рядом. Увидев ее, Рысаков тотчас расплылся в улыбке — мальчик, ну сущий мальчик; впрочем, мальчик и есть: девятнадцать. Соня спросила взглядом: как дела? Рысаков покачал чуть заметно головой: нет, не приезжал, мол.

Давая ему понять, что разговор кончен между ними, она стала обходить тумбу по кругу, читая одну афишу за другой. Мариинский театр приглашает на «Баядерку» — большой балет в четырех действиях и шести картинах, начало в семь с половиною часов. В Александринке целая увеселительная программа: какие-то «Мраморные красавицы» в четырех действиях, а на закуску — «Буль-буль, или Все невпопад», шутка в одном действии, и водевиль «Живчик». Цирк Чинизелли, избалованный, видать, вниманием публики, не утрудил себя дать хотя бы перечень номеров, сообщил лишь — Большое представление. Мариинский театр… Ах, это она уже читала; обошла, стало быть, всю тумбу.

Рысакова — на том месте, где оставила его, — теперь не было. Она с трудом отыскала в толпе прохожих его тщедушную фигурку: он уходил по направлению к Аничкову мосту. Мимоходом отметив его понятливость (с одного взгляда понял, что нельзя им долго находиться рядом, молодец!), она повернула в противоположную сторону, пошагала к Екатерининскому каналу. Шла, запрятав руки в меховую муфточку, и все думала о Рысакове.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное