Порог. Повесть о Софье Перовской

— Пока не сделаем, — ответил за всех Кибальчич. Часа в два ночи пришла Вера, тихонько устроилась на кушетке. А мужчины так и не ложились, видимо: просыпаясь, Соня всякий раз улавливала приглушенные голоса, доносившиеся из большой комнаты.

Потом, под самое утро, она заснула уже крепко и ничего не слышала.

14

Но проснулась, как и нужно было, ровно в восемь. Вера тоже поднялась сразу.

В соседней комнате все шла работа. Холодом обдало сердце: неужто не успели? Нет, два снаряда — уже с начинкой, наглухо запаянные — явно были готовы; тускло отсвечивая круглыми своими боками, они стояли в дальнем углу, да еще и стулом отгорожены были — так, чтобы не задеть их ненароком.

— А остальные? — спросила Соня.

Кибальчич повернулся к ней, и она увидела, какие красные у него от бессонницы глаза.

— Через полчасика, — сказал он. — Если все пойдет нормально, может быть и раньше.

Но Соня не могла больше ждать: метальщики соберутся на Тележной к девяти.

— Я заберу пока эти, — сказала она.

— Все четыре и невозможно унести сразу, — заметил Кибальчич. — И опять повторил для чего-то: — Если все пойдет нормально.

Соня направилась в угол, к снарядам.

— Подожди, — сказал Суханов. — Я помогу.

Он бережно взял один из снарядов, отнес его на диван, потом, с теми же предосторожностями, принес другой.

— Во что завернем?

Соня вспомнила про вчерашний, специально для этого и купленный ею белый коленкор. С треском разорвав пополам трехаршинное полотнище, она протянула Суханову один из кусков материи. Суханов положил обе бомбы посередке и прочными двойными узлами крест-накрест перетянул противоположные концы ткани. Получился небольшой аккуратный узелок, как если бы пасхальный кулич был завернут в салфетку. Соня взяла узелок в руку, он не показался ей тяжелым.

— Будь поосторожней, — провожая ее до дверей, сказала Вера.

— Уж постараюсь…

Утро было серое, пасмурное — без неба. Ноги скользили по заледеневшей за ночь панели, пришлось идти мелким шажком. Подлетел извозчик:

— Не угодно ль, барышня?

Соня отказалась: пролетка никак не устраивала ее сейчас. Ей нужны были сани, на них не так трясет. Пришлось идти на Садовую, там всяких извозчиков полно. Пасхальный узелок ее тяжелел с каждым шагом — она уж и пожалела, что отказалась от пролетки. Но ведь не возвращаться! Шла и шла, перекладывая узел из руки в руку.

Расчет все же верный был: только свернула на Садовую — тут и сани сразу. Села, опустила узелок на колени. Но тотчас снова вынуждена была взять его в руку и так всю дорогу и держала на весу: даже и сани не спасали от толчков. Однако ничего — доехала… Как и вчера, сошла на площади перед Лаврой. Расплачиваясь, подумала мимолетно: жаль, что до пасхи далеко еще, а то так бы и вышло, будто идет она в Троицкий собор освятить кулич…

Пришла на Тележную немного запоздав: кружным путем шла. Метальщики уже на месте были, все четверо. Они расположились в угловой, самой просторной, комнате, и, пройдя туда, Соня прежде всего положила узел на диван. Сняла пальто с себя, потом сказала:

— Вот, братцы, и снаряды. Правда, их пока мало. Всего два.

— А что остальные? Это Гриневицкий спросил.

— Остальные еще не готовы, хотя и работали всю ночь. Что сделаешь, нужно довольствоваться малым… Впрочем, может быть, еще принесут. Там совсем немного осталось доделать.

— А что Захар — он разве не придет? — спросил вдруг Рысаков. — Он и вчера не был.

«Захар» — это Желябов; настоящего его имени никто из них не знает.

— Захар?.. — выгадывая мгновение, переспросила она. — Видите ли, Николай, он не сможет прийти… он арестован… — И прибавила, невольно повысив почему-то голос — Но мы не можем откладывать начатое. Никак не можем!

Что со мною? Почему, говоря об аресте Желябова, всякий раз я принимаюсь доказывать, что и без него покушение должно состояться? Можно подумать, что кто-нибудь сомневается в этом!..»

Она шагнула к столу, села на свободный стул — ей нужно было именно мускульное усилие, чтобы справиться с немотой, так некстати охватившей ее.

— Давайте, друзья, — очень тихо сказала она, — подумаем, кто и где будет находиться. Придвиньтесь-ка поближе…

На краю стола лежал какой-то конверт, она взяла его, перевернула чистой стороной и, начав с Малой Садовой, стала набрасывать карандашиком план близлежащих улиц. Планчик получался корявый, очень приблизительный, без соблюдения масштаба, поэтому, проводя очередную линию, она тут же поясняла вслух:

— Это Невский… Здесь Большая Итальянская… Манеж… Михайловский дворец… Инженерная… А это — Екатерининский канал… Государь, вы знаете, обыкновенно проезжает в манеж такою дорогой.: сперва по Невскому проспекту, затем…

Но тут она ненадолго прервала свое объяснение: пришел Кибальчич, в руке белый узел, точь-в-точь как был у нее: стало быть, тоже два снаряда. Кибальчич, положив свой узел на диван, рядом с первым, сел в сторонке, а Соня сказала, обращаясь к метальщикам: