Гриша тем временем обулся в яловые крепкие сапоги и сидел теперь на стуле расслабясь, словно копил силы, ни капли не хотел растрачивать без нужды.
Соня сходила за дровами в сарай (Гриша все равно здесь не помощник, нельзя ему во дворе появляться, незаконный жилец он тут), принялась за топку. А у самой в голове одна забота: как же она на базар-то поспеет? Решила так: печи вот затопит, поставит мясо вариться, а уж остальное Михайлов, когда сменится, досмотрит; жалко его, конечно, пусть бы отдыхал, да что сделаешь? Но все получилось лучше, чем загадала.
Услышав условный стук в дверь, побежала в сени, глянула в щелку: Галя Чернявская, вот кстати! Галя вместе с Айзиком Арончиком держала конспиративную квартиру, но когда могла, приходила сюда, помогала Соне в хозяйственных делах. Сегодня Соня не ждала ее, да еще так рано (помнится, какое-то, говорила, дело у нее сегодня неотложное); кольнуло сердце: ничего не случилось? Нет, все в порядке, просто владелец дома собирался устроить натирку пола у всех жильцов, а работники не пришли.
Соня наскоро объяснила ей, что нужно сделать, сама же быстренько оделась по-уличному, ушла, прихватив с собою корзину и вместительную кошелку.
4
Солнце светило как-то застенчиво, неуверенно, точно боялось — ко двору ли пришлось, но и этой толики света, чуть придымленной облачной кисеей, было достаточно, чтобы сверкал и искрился, как дорогое стекло на гранях, спеленавший всю округу снег.
Соня шла веселым шагом к переезду, с радостным изумлением оглядывая знакомые места и не узнавая их, смотрела не вперед, а больше по сторонам — и поплатилась за это. Только свернула к пакгаузу по уже протоптанной кем-то в снегу тропке — не повезло, нос к носу с бабкой Трофимовой столкнулась. Пришлось задержаться: с нею, с бабкой этой, надо постоять, про жизнь потолковать. Трофимова не просто соседкой была, она посредничала при покупке дома у Василия Кононова (он свояком ей приходится). По этой причине многое знала: и что дом куплен был у Кононова за две с половиной тысячи, и что новым хозяевам тут же пришлось заложить этот дом за тысячу рублей, и что деньги, полученные под заклад, пошли на ремонт и перестройку дома (а как иначе можно было объяснить, куда девается столько досок?), и, наконец, что после ремонта сюда приедут жить родители Сухорукова. Последнее обстоятельство вызывало у нее особенный интерес, при каждой встрече обязательно спрашивала — что, не приехали еще старики?.. Закончим вот ремонт, сказала Соня, тогда уж.
Да, да, покивала головой, посочувствовала Трофимова, куда в такой развал стариков везти? Тут же полюбопытствовала: а что так долго ремонт тянется? Зимой совсем худо будет… Так-то оно так, соглашалась Соня, да что поделаешь! Кабы работников стоящих нанять, а то все ведь своими руками. Спасибо хоть родственники пособляют.
Насчет «родственников» она нарочно ввернула: а ну как бабка замечала посторонних? И точно — замечала. То-то, говорит, гляжу я, чужие вроде шастают; а один, смотрю, и вовсе черный, не русских кровей, чудной такой…
Вот так бабка — все углядела! Ноского она имеет в виду: Гольденберга, Арончика? А может, Сашу Михайлова? Тоже борода чернущая. Нет, его Трофимова хорошо знает, он-то, Михайлов, как раз и набрел на нее в поисках подходящего дома… Медлить с ответом больше нельзя было, бабка и так уж с подозрением сверлит ее глазками. Соня рассмеялась: а, это Митюня, мужнин племяш! И верно — на цыгана смахивает!
Приличия ради полагалось теперь выказать интерес к старушечьему житью-бытью. Соня хотела было пренебречь этим (ввяжешься в такой разговор — ввек не отцепишься!), но вовремя одумалась. Лучше уж самой порасспрашивать, чем на бабкины каверзные вопросы отвечать… А вы-то как, Анна Степановна? Неужто спину все ломит?.. Ой, ломит, девонька, сил нет как ломит Думала, заснежит-запуржит — отойду, ан нет, все едино ломит! Видать, не жилец снежок этот, нет, не жилец, того гляди, опять мокрядь затеется, чтоб ее…
Посудачили — разошлись. Уф!.. Соня ускорила шаг, чуть не бежала: как бы не окликнула старуха, с нее станется! За полчаса добралась до города. На площади у Курского вокзала села в конку, прошла вперед, тут еще были свободные места. Раздался звонок, тронулись. А Соня как села у окошка, так всю дорогу — пока ехала, экая даль, до Леснорядского рынка (можно бы, конечно, поближе, на Таганку, там тоже базарчик имеется, но на Леснорядском много дешевле все), Пока конка кружила ее по Черногрязской, по Земляному валу, по Елоховской, мимо церкви, по Красносельской, — всю дорогу обдумывала свой разговор с Гольденбергом.
Вряд ли сознавая это, он, Гриша, в самую точку попал. Именно это ведь и не дает ей спать по ночам, саднит и мучит непрестанно: ее двойственное положение, а главное — что не видит она пока возможности покончить с этой постыдной неопределенностью. Ничего другого, только это, а вовсе не опасения, как старалась себя уверить ночью, не помешает ли что довести до конца подкоп! Тем обиднее было, что то, в чем она даже самой себе не хотела признаваться, никакая, выходит, ни для кого не тайна….