Порог. Повесть о Софье Перовской

Соня легла, набросила на себя пальто, прикрыла голову платком и отвернулась к стене.

Слышала, как конвоиры переговариваются вполголоса.

— Ляжешь здесь, — говорил Штельма. — У порога.

— А ты?

— Что я? Я здесь сяду. Через два часа сменишь — подниму.

Вскоре стихло все, только Федор нет-нет да всхрапнет во сне.

Свернувшись калачиком, Соня лежала лицом к спинке лежала и старалась дышать глубоко и ровно, как будто спала. Ее немного беспокоило, что она не слышит Штельму, он сказал, что посидит, а кроме как на стуле сидеть здесь не на чем; но почему в таком случае она не слышит скрипа — не может же человек столько времени сидеть неподвижно? И еще: где он поставил этот стул? У окна? Около двери? А может (пришло ей вдруг в голову), его и вовсе и комнате? Сидит по ту сторону двери и знай себе попивает… Она пожалела, что отвернулась к стене: теперь лeжи и гадай. А впрочем, что мне мешает перевернуться, поду мала она. Это даже противоестественно — всю ночь лежать на одном боку!

Сладко чмокнув губами (мама говорит, что она часто чмокает во сне), она перевернулась лицом к двери. Пружины предательски отозвались стонущим звуком, — это не страшно, сказала она себе, мне незачем скрывать, что я перевернулась, она и еще повозилась несколько, прежде чем вновь притвориться спящей. Ну вот, все хорошо. Теперь можно приоткрыть глаза чуть-чуть…

Штельма сидел у двери, прислонив затылок к косяку; лицо повернуто в сторону дивана. Нет, не спит.

Попривыкнув к темноте, Соня разглядела, как он поднял руку, почесал кончик носа… Этакий, чтоб его, цербер! Разве такой заснет!

Но ничего, успокаивала она себя, еще есть время. У тебя пропасть времени впереди, ты еще все можешь успеть… Потерпи, теперь недолго. Скоро в караул заступит Федор — этот пожиже, уж он-то обязательно начнет клевать носом… Что плохо, подумала она, — я совершенно потеряла ощущение времени. Штельма говорил Федору, что разбудит его через два часа, неужто двух часов не прошло? Или, может, Штельма забыл? Или вообще раздумал будить Федора, не надеется на него?..

Страхи были напрасными. Штельма поднялся вдруг со стула, подошел к окну и, вытащив из кармана часы, щелкнул крышкой. Потом вернулся к двери и, стараясь не. очень шуметь, растормошил Федора, спавшего на полу, у самой двери. Тот встрепенулся со сна, бормотнул испуганно:

— Кто? Кого?

— Садись! — прикрикнул на него шепотом Штельма. — И чтоб не дрых мне, смотри!

— Сам не знаю! — лениво огрызнулся Федор. Штельма уже улегся на полу, но вдруг присел, сунул Федору свои часы.

— В три часа разбудишь! В три, понял?

— Чего не понять…

В три! Сейчас, стало быть, час, прикидывала она, глядя на Федора сквозь прищуренные веки. А поезд — в два сорок… Господи, неужели получится? Вся надежда теперь на Федора— что сон-таки сморит его. Миленький, молила Соня, ну что тебе стоит, ну засни… С добрых полчаса Федор боролся с дремотой. Но чем дальше, тем реже поднималась его голова, даже молодецкий, с разбойничьим посвистом храп Штельмы не мешал ему. Пора, сказала себе Соня.

Ощутив, как перед прыжком в воду, холодок в груди, она медленно спустила ноги на пол. Пружины не звенькнули, хорошо. Теперь встать… Возьми в руки туфли. Так… Пальто?

Нет, пальто ей не нужно, платка хватит. А пальто оставить, как было, и чемоданчик под него: будто человек лежит… Но я очень долго вожусь… Что ж, зато не сразу хватятся… Теперь— иди! Шаг… Ох, как стучит сердце! Неужели не слышит, как у меня стучит сердце?.. Еще шаг, но будь осторожна, не наступи на спящего Штельму… уж его во всяком случае не стоит будить… Рука нащупала дверную ручку. Что сделать раньше — открыть дверь или шагнуть, переступить через Штельму? Дверь не заперта, это она помнит точно; если бы ее заперли, она слышала бы, как ключ проворачивается в замке: специально следила за этим. Значит, толкнуть — и все, дверь, по счастью, отворяется наружу. А вдруг скрипнет? Но что поделаешь: скрипнет, не скрипнет — иного выхода нет. И ждать больше нельзя. Глупо еще чего-то ждать…

Она плавно нажала на ручку, дверь легко подалась, и Соня ступила в образовавшуюся щель — одной ногой, потом другой, тотчас и сама боком скользнула в нее. Поблизости никого не было, и, мягко прикрыв за собою дверь, она сунула ноги в туфли. Крадучись прошмыгнула мимо зала, в котором на широких скамьях спали люди.

Выскочив на пустынный ночной перрон, она в растерянности посмотрела по сторонам — где тут спрячешься? Куда угодно, но только поскорее отсюда! Побежала к железнодорожному мосту, под ним хоть фонарей нет. Да к тому ж, когда ус троилась здесь в кустарнике да осмотрелась, еще одно преимущество этого места открылось: весь перрон отсюда просматривается, из конца в конец, так что конвоиров, если, не дай бог, хватятся ее, она тотчас увидит — и первая… Где-то тут речка невдалеке (ощутимо тянет сыростью и холодом), а за нею, кажется, какая-то рощица или лесок, — вот туда,

решила, она и уйдет, если конвоиры надумают под мостом искать… Она укуталась в теплый платок. Вдруг голос сзади:

— Ты чего тут? Сторож с колотушкой!