Порог. Повесть о Софье Перовской

Конвоиры, не стесняясь ее присутствием, в полный голос обсуждали, как бы им попользоваться хотя малой толикою прогонных денег. Пробовали торговаться на почтовых станциях, но успеха не добились: твердый тариф. Тогда старший из них — и по званию (унтер) и по возрасту, — ражий мужик с тяжелыми ручищами, стал склонять своего напарника к тому, чтобы, вопреки инструкции, от Волхова оставшуюся часть пути проделать на пароходе: так, мол, и ближе, и удобнее, а главное, дешевле. Младший чего-то боялся все: а вдруг начальство про то прознает аль еще какая заковыка выйдет? Но унтер, видимо, измором решил взять его: да кто ж в такой глуши прознать может! серый волк разве, так он по-нашенскому, кхе, ни бум-бум! Да и на что человеку голова тогда дадена, ежели он в свою пользу выгоду обернуть не могёт? (Младшего Федор звали, унтера же, наконец вспомнила, Штельмой — то ли фамилия такая, то ли прозвище.) Когда они окончательно стакнулись, Соня не уследила, но что сговор уже произошел, в том сомнений не было: вид у обоих с какого-то момента стал загадочный и умиротворенный.

При въезде в небольшой городок — Волхов — Штельма велел ямщику свернуть к пристани. Там он узнал, что нужный им пароход будет лишь завтра, в два часа дня. Это несколько смутило Штельму: эвон сколько времени пропадет… Федор тоже колебался. Пришлось Соне помочь им и решении. Не беда, сказала она; пароходом все равно быстрее будет… Потеплели мужички, обрадовались неожиданной такой поддержке.

Заночевать решили на вокзале. Пока Штельма толковал с начальником станции, не найдется ль отдельная для них комната, Соня разглядывала висевшее на стене расписание. Ближайший поезд, кажется на Москву, приходил ночью. На всякий случай запомнила это. Именно «на всякий случай»: определенного плана у нее еще не было; можно даже сказать, но как раз этот ночной поезд и надоумил ее бежать отсюда. Многое зависело теперь от того, где разместятся они на ночь. Ей казалось, что лучше — в общем зале: люди входят, выходят — легче затеряться. Но Штельма выпросил-таки отдельную комнату… Ох, и расстроилась же она тогда, хоть плачь! Невдомек еще ей было, что в этой комнате все ее спасение…

Комнатка была маленькая: только диван, круглый столик, стул, — при всем желании ничего больше не втиснешь. Распложившись на диване, Соня сказала, что хочет попить чаю: нельзя ли кого послать в трактир? И протянула целковый. Штельма помялся немного, но все же приказал Федору:

— Сходи-ка. Принеси.

Федор угрюмо покосился на рубль:

— Пятака хватит…

— А на остальное — еды, — улыбнувшись, сказала Соня, — Чего хотите, только побольше. Ужасно есть хочу!

— А… — протянул Федор и хитренько посмотрел на своего старшого.

Не стоило труда понять смысл тайного этого перегляда: дескать, смекай, братец, глядишь, и нам что-ништо перепадет. А Соне только того и нужно — чтоб они пообмякли малость, подобрели к ней!

С полчаса примерно отсутствовал Федор. Пришел — первым делом похвастал, ставя медный чайник на стол: Свеженький заварили!

И сверток внушительный протягивает ей.

— Рыбка копчененькая, колбаска разная-всякая — все самое наилучшее!

Соня развернула — ахнула, руками всплеснула:

— Батюшки, да разве съесть мне все одной! С мольбой посмотрела на своих стражников:

— Уж вы не побрезгуйте, откушаемте все вместе… Нет, осечка. Унтер крякнул, сказал недовольно:

— Не положено. — И еще повторил — Не положено нам от вас пользоваться!

И почему-то вышел из комнаты.

— Ну, тогда и я не буду! — обиженно сказала она. — Федор, прокашлявшись, молвил неуверенно:

— Так ведь не положено…

Соня сидела, надувши губы, к окну отвернулась даже.

— Если только копчушку спробовать… — Она тут же обернулась.

— Вот и ладно, пусть хоть копчушку!. И стала разливать чай.

Тут и Штельма явился. Для порядка посмотрел на Федора грозно, но когда тот, ничуть не стушевавшись при его появлении, сказал: «Чего уж там, негоже барышню-то обижать!», сразу и он сменил гнев на милость, за неимением другого места сел рядом с Соней на диван, сам налил себе чаю. Одним чаем дело, конечно, не обошлось — вчистую умяли все. Унтер еще сдерживал себя, деликатничал, Федор же молотил все подряд.

Соня, играя роль гостеприимной хозяйки, поинтересовалась у Штельмы, не с Украины ли он (ошибиться невозможно было, говор самый что ни есть хохлацкий); точно, подтвердил он, расплывшись в довольной улыбке, с Украины как есть, спид Харькива… А Федор, по своему уже почину, тотчас сообщил, что он нижегородский, и что у него тятя с мамкой есть, там и крестьянствуют, в Выксе, и что невесту он уже приглядел себе, в кухарках у людей живет… Соня поддакивала им, всячески выказывала заинтересованность, а у самой одна мысль в голове: какая досада, что не сообразила снотворного прихватить с собою, вполне удалось бы. к чаю его примешать, никто б не заметил… Сейчас на то лишь повить приходилось, что они сами заснут — вон как у Федора глазки посоловели, да и Штельма размяк изрядно. Убирая объедки со стола, она зевнула протяжно.

— Ужас как спать хочется!

— А вы ложитесь, ложитесь! — сказал Штельма, услужливо поднявшись с дивана.