Порог. Повесть о Софье Перовской

Нет, еще раз подумала Соня, совсем не глупо, что Оля, как бы не вполне всерьез повела свой рассказ и так же, полушутейно, закончила его. Иначе вышла бы трудная сцена с ненужными, хотя и справедливыми словами и излишними попреками, — Соня и сама, возможно, не удержалась бы. А и без этого все ведь всем ясно.

Последующий разговор сразу пошел по-деловому: как быть, что в первую очередь надлежит теперь делать. Раньше всего другого следовало подумать о безопасном убежище для Любатович и Морозова, — что полиция сил не пожалеет, дабы вновь заполучить их к себе, ясно как божий день.

Возникало множество вариантов, но в каждом была своя какая-нибудь уязвимость. В конце концов решили поместить Морозовых в типографию «Народной воли». Лучшего места для карантина и правда не сыскать. В отличие от всех других конспиративных квартир, куда доступ имели многие, куда, по сути, любой из товарищей мог наведаться и просто «на огонек» так сказать, — в типографию, расположенную в тихом Саперном переулке, почти никто не приходил: два-три человека, притом исключительно по д е л у. На том и порешили. Этим же вечером Морозов и Любатович отправились в Саперный переулок.

…А с Желябовым даже и двумя словами не удалось Соне перемолвиться…

2

Положительно, конец года становился для партии каким-то роковым. Провал за провалом, провал за провалом! I

Гольденберг.

Московская неудача.

Квятковский и Женя Фигнер.

А теперь вот, едва начался декабрь, еще арест Мартыновского.

Было тут над чем призадуматься. Пожалуй, только беспечность Жени Фигнер могла еще как-то объяснить арест. В остальных же случаях не было ошибок, по крайней мере очевидных, грубых. Как кажется, все делалось с неукоснительным соблюдением правил конспирации, кое-что даже сверх того. Малейшее подозрение, что полиция подцепила кого-то на крючок, — люди тотчас съезжали со своих квартир, прописывались в другом месте и, конечно, с другим паспортом.

Так было и в этот, последний раз. Дня два спустя после ареста Квятковского хозяйка Иохельсона по секрету сообщила ему, что приходил околоточный, справлялся насчет квартиранта: чем занимается, где служит? Шут его знает, какова истинная причина этого интереса, не исключено, что околоточный спрашивал просто так, на всякий случай. Но в таких ситуациях лучше предполагать худшее. Тем более, что Квятковский почти ежедневно приходил к Иохельсону: полиция вполне могла ухватиться за эту ниточку. Рисковать же безопасностью Иохельсона решительно нельзя было: в его ведении «паспортное бюро» организации (бланки паспортов и других документов, поддельные печати и штампы и все прочее).

Михайлов настоял на том, чтобы Иохельсон тотчас же оставил свою комнату, а чемодан с «паспортным бюро» отвез на Николаевский вокзал и сдал его там на хранение; забрать же этот чемодан по квитанции на предъявителя должен был Мартыновский.

Выбор на Мартыновского пал не случайно, здесь тоже проявилась повышенная предосторожность. Прежде всего, Мартыновский лишь недавно приехал из Москвы и, таким образом, здесь, в Петербурге, человек был свежий, незапятнанный. Ну, само собой, сыграло в этом выборе свою роль и то, что Сергей Мартыновский в свои неполные двадцать не раз демонстрировал и храбрость свою, и преданность делу.

Дальше события развивались так. Забрав чемодан из камеры хранения, Мартыновский под видом человека, только что сошедшего с поезда, поселился в меблированных комнатах на Гончарной улице — здесь же, неподалеку от вокзала. «Небесная канцелярия» была передана Мартыновскому всего на несколько дней, на то лишь время, пока не будет найдена новая конспиративная квартира — взамен прежней, той, в которой все эти дни по возвращении своем из Москвы жила Соня; смена квартиры была еще одной, добавочной, мерой предосторожности.

Такая квартира — притом очень удобная, с черным ходом— очень скоро, что-то дня через два, через три, была снята на Гороховой. Прописались здесь только двое: Иохельсон — по бумагам отставного чиновника, и Геся Гельфман — по паспорту какой-то мещанки; для дворников она была гражданскою женю Иохельсона. Сюда же поселили и Соню, по убеждению Михайлова, более других нуждавшуюся в безопасном убежище, но поселили без прописки: все тот же Михайлов счел, что в ее случае не поможет и самый надежный паспорт. Соня не перечила, она давно привыкла во всем, что касается конспирации, полностью полагаться на него…

Как только с новой квартирой все устроилось, Иохельсон поехал к Мартыновскому за чемоданом, но в меблирашках, где тот поселился, такого жильца не оказалось. Швейцар и старший дворник заверили Иохельсона, что Голубинов (на это имя был у Мартыновского паспорт) вообще не значится в домовой книге. Что за каверза? Куда же мог подеваться Мартыновский?