Пороги

— Не хочется вас подводить… Только хотелось бы покороче. Попробую их переубедить.

— В чем?

— Чтобы не выпадали из общей обоймы сегодняшних театральных развлекаловок. Помноженных, порой к тому же, на безграмотный режиссерский диктат.

— Ты это серьезно?

— Более чем.

— Посмотрим, как это у тебя получится. Советов давать не буду ни им, ни тебе. Насколько я их знаю, вряд ли у тебя получится. Пьеса им очень понравилась. Звякну, что едем?

— Звякайте. А чтобы слишком не усердствовали, скажите, что я сутки на ногах, ночь не спал, советов не даю и на репетициях, как правило, не бываю. Если они что-то не поняли, я им ничем помочь не смогу.

Небольшой театральный зальчик на втором этаже огромного Дома культуры был заполнен больше чем наполовину. Меня даже удивило, что в небольшом, по словам Чистякова, районном театре работает столько народу. Думал, соберется от силы человек десять. Из любопытства, правда, могли подойти и посторонние.

Как только мы появились на сцене, все дружно поднялись и зааплодировали. Прерывая неуместное, на мой взгляд, приветствие, Чистяков поднял обе руки и жестом попросил садиться и успокоиться.

— Насколько я понимаю, аплодисменты наш уважаемый гость пока ещё не заслужил, а то, что вы здесь собрались, уже вполне свидетельствует о вашем уважении. Времени у нас, к сожалению, в обрез, поэтому очень прошу — вопросы только по существу, без дифирамбов и отступлений от темы. Тема — сугубо деловая встреча с автором понравившейся вам пьесы. А первый вопрос задам вам я — почему вы решили поставить именно эту пьесу? — После чего Чистяков спустился в зал и сел рядом со встретившим нас режиссером, а я остался стоять посреди пустой сцены, на которой стоял единственный стул. Если честно, то чувствовал я себя весьма неуютно. Ещё по дороге несколько раз пожалел, что согласился на эту встречу. Не хватало ещё начать объяснять, зачем я написал эту пьесу и почему её до сих пор не поставили ни в одном театре. Думал, что на вопрос Чистякова ответит встретивший нас режиссер, но в третьем ряду поднялась женщина.

— Мы в нашем театре, в силу его специфики и отдаленности от театральных столиц, с самого начала нашего существования считали своим долгом и обязанностью ставить на нашей небольшой, но очень уютной, как видите, сцене предпочтительно произведения только наших сибирских драматургов: Романа Солнцева, Степана Лобозерова, Александра Вампилова, Юрия Мирошниченко, Зота Тоболкина. Наверное, поэтому наш театр так любят наши сибирские зрители. И нам давно и не раз задавали вопрос — когда мы поставим какую-нибудь вашу пьесу. Вы тоже сибиряк, более того, бывший братчанин, ваши пьесы с успехом шли во многих театрах. А вот мы до сих пор не сподобились. Пока не прочитали вашу «Главную роль», которой все дружно заинтересовались, я бы даже сказала, увлеклись. Несмотря на её довольно-таки злободневную и острую политическую составляющую, неожиданную интригу и весьма неоднозначных героев, легко прочитывается ещё одна главная тема вашей замечательной пьесы. Думаю, не ошибусь, если обозначу её всего одним словом — ТЕАТР. Именно ему, как мы все тут решили, полностью соответствует название, которое вы дали вашей пьесе, — «Главная роль». Поэтому мы все дружно согласились поставить её на нашей сцене. Мы поняли, что вы, как и все мы, очень любите театр.

Выступавшая слегка поклонилась на прозвучавшие аплодисменты, но не села, осталась стоять, явно ожидая моего благодарного ответа на прозвучавшие в мой адрес дифирамбы и проявленную театральным коллективом инициативу поставить до сих пор ещё не задействованную ни на одной сцене пьесу.

Подыскивая подходящую фразу ответной благодарности за проявленную театром инициативу, я в раздумье подошел к самому краю сцены и неожиданно для самого себя сказал совсем не то, что от меня ожидали.

— Вы вот только что сказали, что я люблю театр. Рискну признаться — я его ненавижу.

Вместо ропота недоумения повисла растерянная тишина. Я молчал. Пауза затягивалась. Собравшиеся стали переглядываться. Кое-кто в недоумении пожимал плечами. Режиссер о чем-то спрашивал Чистякова.

— Я надеюсь, вы пошутили? — выдавила наконец из себя произносившая вступительное слово актриса и попыталась улыбнуться.

— Как можно ненавидеть театр?! — запальчиво выкрикнула какая-то молоденькая актриска, почти девчонка. — Всё равно, что ненавидеть жизнь. Весь мир ненавидеть. Театр — это мир!

— Это, наверное, потому, что ваши пьесы перестали ставить, — вполне отчетливо высказал свое предположение сидящий во втором ряду тоже очень молодой актер. — Я бы тоже рассердился.

— А при чем тут театр? — вполне резонно возразил ему кто-то из полутемного зала. — С больной головы на здоровую.

— Кажется, разговор у нас все-таки получится, — сказал я и, прихватив со сцены стул, спустился в зал и сел на него в проходе между рядами.