Порою блажь великая

Чем больше увеличивались дистанции между Вив и двумя мужчинами, тем легче ей дышалось; до того Вив и не подозревала, какая теснота сводила ее плечи и спирала легкие. Вив растопырила локти и вдохнула полной грудью. Откуда-то из ореховых зарослей ее окликнул щебеток крапивника — «Тью! Тью!» — и Вив всплеснула руками, вообразив их крыльями. Она представила, будто летит, но не вышло достоверного ощущения полета, как бывало в детстве; если б не эти башмаки! Они весили сотню фунтов каждый. Если б не эти башмаки — я б уж точно полетела!

Хэнк непременно обувал ее в башмаки, когда они выбирались на охоту. Для него лес был полем битвы, где рыцари в доспехах из дюралевых касок, кожаных перчаток и шипованных башмаков сражались с ратью терниев. И приступом брали чащу. Вив же предпочла бы летать сквозь лес — не высоко над вершинами, подобно ястребу, но перепархивать в паре дюймов над землей, с камешка на кустик, с кустика на веточку, как тот крапивник в орешнике. Но для полета потребны крылья, а не шипы; кеды, а не стофунтовые говнодавы.

Ее вывел из раздумий и заставил замереть сдавленный вопль за спиной, в нескольких ярдах. Она обнаружила Ли в папоротниках, куда он забрел, сбившись с тропинки. Выводя его, Вив заметила, что его руки тряслись.

— На меня что-то налетело, и я споткнулся, — шепотом объяснял он не столько Вив, сколько себе самому. — По-моему, какой-то мотылек…

Он остановился, передернувшись. Само слово «мотылек», так нежно проворкованное им в ночи, перепорхнуло на щеку Вив.

— Знаю, — прошептала она в ответ. — Тут сейчас бражников полно. Они и меня пугают до смерти по ночам. — Она вела его за руку по тропинке. — Все потому, что они белые, — продолжала она. — В этом-то самый ужас. Я знаю, что они белые, понимаешь? Но кажутся — черными…

— Вот-вот! — Ли тоже перешел на шепот. — Именно.

— Хэнк надо мной подтрунивает, но они по правде иногда пугают меня до одури. Брр! А знаешь, что еще? — Она еще пуще понизила голос. — Ты когда-нибудь разглядывал их вблизи? У них на спинке рисунок — я не шучу ни капельки, — черепушка.

Они оба содрогнулись, будто дети, успешно нагнавшие на себя страху.

Дорога пошла в подъем, и впереди послышались тяжкое дыхание и брань старика, сражавшегося за точку опоры для скользкой подошвы своей гипсовой ноги.

— Поможем ему? — предложил Ли.

— Ни-ни! Лучше не стоит. Он и сам справится.

— Ты уверена? Ему точно помощь не нужна? А то впечатление такое, что ему там несладко…

— Ни-ни. Ты же видел его, тогда, с Хэнком и с этой курткой. Пусть сам справляется. Для того он с нами и увязался.

— Чтобы самому справиться?

— Именно. Сделать, что задумал. Без посторонней помощи. Как и ты, когда в одиночку отправился через реку на лодке.

Ли был впечатлен.

— Мадам, — вымолвил он, задыхаясь, — не могу сказать за… среднюю возрастную группу, но за себя скажу, что вы более чем… компетентны в душевных потребностях увечных старцев и перепуганных маленьких мальчиков.

— Почему ты всегда себя считаешь обузой или маленьким мальчиком?

— Не совсем так. Я был обузой, когда только приехал. Сейчас вроде уже нет. Но маленький мальчик — по-прежнему. Как ты — маленькая девочка.

Вдалеке лаяли собаки.

— Я уже давно не маленькая девочка, — просто возразила Вив, и Ли пожалел, что дал выход своему юмору.

На вершине холма перед трехстенной бревенчатой хижиной, потрескивая, разгорался костер. Рюкзак, что Хэнк повесил на шест, источал восхитительный запах тунца и сэндвичей — и крупный енот, встав на задние лапы, тянул черные передние к вожделенной снеди, а его тень лениво покачивалась на задней стене хижины. Когда в свете костра появился Генри, зверь негодующе возопил, требуя от незваного гостя объяснений касательно целей визита. И опустился на все четыре.

— А тебе что, закон не писан? — сурово вопросил Генри. Енот стоял перед ним, явно возмущенный вторжением. — Разве не знаешь, что по закону ты должен сейчас находиться в низине и развлекать наших собачек пробежкой, а вовсе не тырить наши припасы. Что, не знал?

Енот и понятия не имел о своих должностных обязанностях. Он заскреб грязь когтями, делая вид, будто охотится на мнимого жука.

— Вот ведь! Гляньте, ребята! Плевать он на нас хотел. Он и разговаривать не желает с какими-то лишенцами, которые его от дела отвлекают!

Зверь еще порылся в грязи, потом, уразумев, что намеков эта назойливая троица не понимает, распушил хвост, выгнул спину и сделал угрожающий выпад в адрес Генри. Тот расхохотался и носком башмака швырнул песок зверьку в морду. Енот сердито зафырчал.

— Ты что, свихнулся, а? В чем проблема? Может, нам уйти, чтоб не мешать тебе еду нашу лямзить? — Генри снова расхохотался и метнул еще один заряд песка. Что было уже чересчур для этого аристократа среди енотов. Пружинисто оттолкнувшись, он прянул на старика и, набросившись, обхватил гипсовую ногу всеми четырьмя лапами, будто желая сокрушить врага в зверских объятиях. Генри заорал и принялся охаживать драчуна шляпой. Енот раз-другой попробовал гипс на зуб, затем сдался и умчался во тьму, спесиво фыркая и голося в праведном гневе.