Порою нестерпимо хочется

В гостиной мы с Хэнком пристроились поливать сметаной жаркие булькающие яблоки, а Генри продолжил свой монолог. Близнецы расположились у его ног, облаченных в мокасины, и глаза у них стали такими круглыми, как белые пластмассовые диски сосок во рту. Джэн пеленала младенца, а Джо Бен обряжал Писклю во фланелевую пижаму. Бутылка бурбона постепенно заполняла комнату запахом, забиравшимся в самые укромные углы и согревавшим холодные одинокие тени, которые скрывались в слишком удаленных от лампы областях. Эта лампа стояла между похожим на трон креслом Генри и плитой, а все вместе -- кресло, плита и лампа -- образовывало культурный центр огромной комнаты, и по мере того как старик говорил, мы сдвигались к нему из своих зияющих закоулков. Обычными темами Генри были экономика, политика, космические полеты и интеграция, но если все его нападки на внешнюю политику были чистым криком, и ничем более, то его воспоминания стоило послушать.

-- Мы сделали, мы! -- кричал он, подбираясь к предмету. -- Я и лебедка. Мы одолели и болота, и деревья, всех. -- Своими вставными челюстями он выщелкивал слова, как мокрые игральные кости. Потом, сделав паузу, он приладил зубы поудобнее, а заодно поправил и гипс. "Известняк, -- блаженно подумал я, по мере того как ликер начал подниматься к глазам, выводя Генри из фокуса, -- известняк, мел и слоновая кость. Зубы, конечности, голова -из живой легенды во плоти он по одному мановению превращался в памятник самому себе, автоматически лишая работы какого-нибудь записного скульптора..."

-- Сейчас я вам расскажу, как мы с лебедкой... О чем это я говорил? А-а, об этом старом времени, когда мы смазывали жиром полозья, гоняли волов, и обо всем этом шуме-гаме... Ну-ну-ну... -- Он собирается, концентрируясь на прошлом. -- Да, помню, как это было сорок лет назад: у нас был такой желоб, понимаешь, как огромное жирное корыто, спускавшееся к реке, и мы по нему скатывали бревна. Ба-бах! Летели со скоростью сто миль в час, как ракеты! Цццжжж -- бац! И море брызг. Плыли себе к лесопилке. Ну вот, однажды повалили мы здоровенную елку, несется она себе и вот-вот уже полетит вниз, и тут я вижу -- внизу плывет себе почтовая лодка! Вот это да! И вижу, они столкнутся -- не миновать, и от лодочки останутся две половинки. Мамочка родная, дай-ка вспомнить, а кто в ней был-то? Не то ребята Пирса, не то Эгглстон с ребенком. А? Ну неважно, все равно картинка будьте-нате; а это бревно ну никак не остановить! Ладно, стало быть, аминь. Остановить-то нельзя, прикидываю я про себя, но можно ведь замедлить. Со скоростью молнии хватаю ведро, зачерпываю полное грязи и гравия и вскакиваю на эту чертову суку, пока она не разогналась. И несусь вниз, швыряя вперед на желоб грязь и гравий, чтобы притормозить. И она притормозила, можете не сомневаться; пусть на волос, но это задержало ее. Потом только помню: сломя голову несусь вниз, а Бен и Аарон вопят где-то рядом: "Прыгай, тупой ты черномазый, прыгай! Прыгай!" Я, конечно, ничего не стал им отвечать, потому что держался всеми руками и зубами, но если б смог, я бы им сказал -- попробуйте-ка спрыгните, когда эта хреновина несется с такой скоростью, что в глазах темно. Да. Поищите таких болванов, которые станут прыгать с нее!

Он умолкает, берет у Хэнка бутылку, подносит ее к губам и принимается вливать содержимое внутрь с довольно-таки впечатляющим бульканьем. Оторвав бутыль ото рта, он подносит ее к лампе, хитро давая всем понять, что за один присест он уменьшил количество жидкости по меньшей мере дюйма на два.

-- Не хотите промочить горло, мальчики? -- протягивает он бутылку, подтверждая несомненность брошенного вызова блеском зеленых глаз старого сатира. -- Нет? Не хотите? Ну а я не прочь. -- И намеревается снова приложиться к горлышку.

-- А дальше, дальше, дядя Генри! -- не выдерживает Пискля, у нее не хватает терпения вынести этот спектакль.

-- А дальше? Что дальше?

-- Что случилось? -- кричит Пискля, и двойняшки вторят ей. -- Что было дальше?

И маленький Леланд Стэнфорд вместе со всеми сгорает от нетерпения и беззвучно молит: "Дальше, папа, что было дальше?.."

-- Было дальше? -- Он наклоняет голову. -- А где было-то? Ничего не понимаю. -- Вид невинный, как у козла.

-- С бревном! С бревном!

-- Ах с бревном! Дайте-ка вспомнить. Это вы про бревно, на котором я ехал верхом навстречу неминучей смерти? Гм-гм-гм, что же там было?.. -- Он закрывает глаза и, погрузившись в размышления, трет переносицу своего крючковатого носа; даже ко всему безучастные тени сползаются поближе, чтобы послушать его. -- Ну и вот, в самый последний момент у меня мелькает мысль: "А не попробовать ли запихать ведро под эту гадину?" Я бросаю ведро вперед на желоб, но бревно только поддает его, и оно, звеня и громыхая, несется впереди, и каждый раз, как мы его нагоняем, бревно отмахивается от него, как от надоедливого слепня, -- и тут, сукины дети, я думаю: ребята, а вы видели, что придумал Тедди у себя в баре против мух? Я такой хитрой штуковины в жизни не видал...