Порою нестерпимо хочется

Я ускорил свои мечтательные шаги, спеша оставить за спиной шум, гам и весь этот карнавал Валгаллы, стремясь поскорее добраться до протяжного рева всеобъемлющего соленого моря, где, раскрыв руки и закрыв глаза, меня будет ждать Вив. Ли идет все быстрее и быстрее, чуть не переходя на бег, дыхание его учащается. (Мальчик стоит у ворот, заглядывая в мрачный, поросший травой двор. У соседнего дома, протянув мешки за своей добычей, стоят Микки-Маус и ковбой в маске -- оба не старше Ли. Если они могут, то и он сможет. На самом деле темный двор его совсем не пугал, -- он лишь делал вид для Хэнка, -- да и то, что ждало его за дверью, не пугало -- какая-нибудь старая толстая шведка. Нет, на самом деле он совершенно не боялся Шведского Ряда... но он не мог поднять руку, чтобы отодвинуть самодельную задвижку на воротах.)

В городе царил такой же хаос, как и на окраинах. Агент по недвижимости, с лихорадочно горящими щеками, подмигнул мне, оторвавшись от мытья своих окон, и выразил надежду, что я с удовольствием провожу время у своих; какой-то поеденный молью желтый прощелыга попробовал увлечь меня в проулок полюбоваться на его коллекцию грязных картинок. Бони Стоукс вытащил свою тень из парикмахерской и поволок в бар, где поставил ей выпивку. Гриссом нахмурился при моем приближении: "Вот идет этот мелкий Стампер читать мои книжки задаром", -- и еще сильнее нахмурился, когда я прошел мимо: "Надо же! Они не слишком хороши на его изысканный вкус!" -- и, прислонясь к дверному косяку, продолжил забавляться с йо-йо, дожидаясь наступления темноты.

Солнце холодное, хотя яркое и пронзительное; сияют хромированные детали машин, изумрудным блеском горят изоляторы на телефонных столбах... но Ли идет, широко раскрыв глаза, словно вокруг темная ночь (наконец мальчику удается миновать ворота и пересечь двор, и он останавливается у двери. Страх снова парализует его пальцы, но теперь он знает, что то, чего он боится, находится не за дверью, а осталось у него за спиной! там, за двором! ждет его в пикапе! И, не раздумывая ни секунды, он спрыгивает с крыльца и пускается бежать. "Малыш, стой! Куда?.." За угол. "Малыш! Малыш! Постой; все о'кей!" В заросли травы, где он прячется, пока Хэнк не уходит. "Ли! Леланд, где ты? " Потом выскакивает и снова бежит бежит бежит), уже ощущая вечернюю прохладу в полдневном ветре.

Я еще ускорил шаги и, обернувшись через плечо, заметил, что улизнул от христианских воинов, обошел викингов и агента по недвижимости; желтый прощелыга еще висел у меня на хвосте, но его дьявольский озабоченный взгляд и похотливая решительность поугасли. Я чуть ли не бегом свернул с главной улицы по Океанской дороге и похвалил себя за такое ловкое избавление от всех демонов. И в этот момент, скрежеща по гравию, как боевой дракон, у обочины остановилась машина.

-- Эй, папаша, куда тебя подкинуть?

С безусого лица, слишком юного даже для покупки пива, блестят два агатовых глаза, познавших все еще до того, как Черная Чума поразила Европу.

-- Залезай, папаша.

Литая белая дверца распахивается, обнаруживая за собой такую зловещую компанию, которой в подметки не годятся все викинги, а оборотни и вовсе кажутся не страшнее своры скулящих псов. Команда вдвойне ужасающая от того, что на них нет ни костюмов, ни масок. Кошмар подростковой моды, представленной на праздник в лучшем виде: полдюжины жующих, ковыряющихся с причмоком в зубах, вымазанных помадой сосунков. Полная машина юной Америки, представленной в цвете, -- химические монстры, созданные Дюпоном, с нейлоновой плотью и неоновыми венами.

-- Ты чего застыл, папаша? Классно выглядишь. Правда классно!

-- Ничего. Просто линяю.

-- Да? Да? А что случилось?

-- Шел через город и был захвачен группой противника.

-- Да? Группой? Вокально-инструментальной? Да? Они разразились хохотом, сопровождавшимся

пулеметным треском лопающейся жевательной резины, что несколько вывело меня из себя.

-- Магистрально-инструментальной, -- ответил я.

Хихиканье прекратилось вместе с треском резинок.

-- Ну... как жизнь? -- поинтересовался водитель после некоторой паузы.

-- Обычная, -- ответил я уже с меньшим энтузиазмом, ощущая, что моим благодетелям не слишком-то нравится, когда их языковые выверты не достигают цели. Поэтому я предоставил им возможность сосредоточиться на дороге и жевательной резинке. (Бежал и прятался, и снова бежал от аллеи к аллее, от тени к тени, пока перед ним не возникло освещенное полотно асфальтового шоссе.) После нескольких минут сосредоточенного чавканья шофер положил руку мне на рукав:

-- Ну ладно, дай ковырялку, мужик.