Порок сердца

глазами. Все они выглядели бледными и изможденными, и на фоне их тощих тел прежде всего в

глаза бросались гипертрофированные размеры их мужских достоинств, которые находились в

перманентной боевой готовности. «Какая гадость, — поморщился Эгор, прикрыв глаз рукой. — Я

попал в сон к какому-то извращенцу. Может, это день рождения Элтона Джона в Сандунах? Может,

я вообще не туда попал? А не свалить ли из этой клоаки?» Пока он мучился сомнениями, юноши,

как зомби, переминались с ноги на ногу, не обращая ни малейшего внимания на Эгора. Поборов

отвращение, Эгор решил все-таки дождаться хозяина сна «Если это не сон маленького крепыша, то

я полный идиот. Но я не полный, а тощий идиот. Меня убили, закинули в чье-то безумие, и

единственное оправдание моего нынешнего существования — это возможность отомстить, если не

считать лестного предложения жирной бабочки стать ее мужем… А в бассейне я бы поплавал,

может, наплевать на этих хренастых доходяг и проплыть соточку быстренько…» Его сомнения

прервал громкий властный рык. — Эмо — сакс!

Эгор быстро убрал руку от глаза. Из двери парилки, которой он сначала не заметил (по

понятной причине), вышел распаренный красный дымящийся мужичок в простынке, перекинутой

через плечо, на манер римского патриция. Роста он был небольшого, телосложения крепкого, и

Эгор сразу узнал его злые, словно горящие обидой глаза. Только прошлый раз они горели над

банданой, закрывавшей лицо. «Жалкий извращенец», — думал Эгор, с отвращением глядя, как

крепыш, не замечая его, по-хозяйски хлюпает в ладоши, и зомби-эмо начинают подходить к нему,

вставая на колени. Постепенно образовалась целая шеренга стоящих на коленях зомби с

полуоткрытыми ртами. Не желая видеть продолжение этого кошмара, Эгор закричал что есть сил:

— Эй, больной ублюдок! Да ты же просто ненормальный, тебе лечиться надо. Я пришел тебя

убить, но, похоже, тебя достаточно кастрировать.

— Что такое? — оторопел Пабло. Он посмотрел на трясущегося от гнева высокого эмо во

всем черном. — Это что-то новенькое. Какая-то кровать. Ты почему одет? Ну-ка, ко мне, педик!

Эгор молча щелкнул пальцами, и Пабло увидел себя на экране родного телевизора глазами

отца.

— Надь, иди скорее, посмотри. Совсем уже охренели — пидоров в бане показывают. А это ж

Пашка! Вот пидор! Ты гляди, что делает, сукин сын! Недоглядели!

— Я нормальный! — закричал Пабло и вместо отца увидел зеркало, а в нем свое отражение с

остолбеневшим «пидометром».

— И ты, Пабло… — с горечью сказало отражение и манерно махнуло на него рукой.

— Я — нормальный, нормальный. Это вы, суки, выпендриваетесь, выделяетесь одеждой своей

пидовской и музыкой. Я — нормальный, я такой, как все! Паша встряхнул упрямой круглой

головой и топнул сильной ногой по красной влажной плитке бассейна:

— Ты кто такой, гад? А ну проваливай, а то убью.

— Так ты ж меня уже убил, теперь моя очередь.

— Врешь ты все, я никого не убивал.

— Не узнаешь? Ах да… Я сам себя не узнаю.

— Я знаю, кто ты, — тихо сказал Пабло и отошел от своих секс-рабов. Его «пидометр» уныло

повис. — Ты тот придурок, который вступился за эмо. Ну что, давай биться, я вас, пидарасов, не

боюсь.

— Вот еще — руки об тебя марать, — презрительно поморщился Эгор. — Съеште его,

ребята! — И хлопнул три раза в ладоши. А потом прямо в одежде прыгнул в бассейн и поплыл,

понимая, что сон крепыша подходит к концу.

— «Съеште его» — вот придурок. — Пабло засмеялся, но, повернувшись к своим жалким

жертвам, увидел, что они встали с колен и медленно пошли на него. Глаза их горели из-под челок

плотояднымими красными огоньками.

Пабло с удивлением увидел, что у них есть зубы, да еще и такие острые.

— Эй, вы куда прете? Офигели в атаке? Ну-ка, эмо — факс!

Зомби окружили Пашу, вытянув вперед руки с черными ногтями, и он впервые в жизни

реально испугался, в большей степени из-за того, что забыл волшебные слова.

— Эмо — такс! Эмо — пас! Эмо — фас! — надрывался он, в ужасе понимая, что ему уже не

вспомнить правильное сочетание слов, всегда превращавших эмо в покорных жертв. Черный

колдун, самозабвенно плавающий в бассейне, украл их из его головы.

— Эмо — ска-с-с, — промямлил Пабло, взглянул на скукоженный «пидометр» и заплакал. —

Не ешьте меня, пидоры. Я нормальный, я нормальный.

Но это не помогло. Голодные эмо-зомби, вышедшие из-под его контроля, уже впились

острыми зубами в его горячую распаренную плоть и стали рвать Пашу на куски. Какой-то пидор

укусил драгоценный «пидометр», и Пабло бешено заорал. Черный эмо вынырнул на крик,

дельфином выпрыгнув из бассейна, и припечатал костлявым кулаком голову Пабло к кроваво-

красной банной плитке прямым ударом в лоб. Голова треснула, как спелый арбуз, семечки и куски

красной сладкой мякоти разлетелись по бане…

Пабло сидел на кровати, весь в холодном поту, голова раскалывалась от боли. Он встал и,

стараясь не думать о приснившемся кошмаре, пошел в свой совмещенный санузел. Паша включил

свет и посмотрел в зеркало. На лбу красным сургучом горела адская печать — череп с костями,

«фига себе». Паше немедленно захотелось отлить, он сунул руку в трусы, но ничего там не нашел.