Порок сердца

и я не буду отбирать твои игрушки. Мне главное, чтоб ты со мною был и телом, и душой. Через два

дня сольемся мы с тобою. Пока же ты играй в игру свою! Вот только все вокруг крушить не надо,

не мной и не тобой небес порядок заведен. Здесь Эмомир, не станет он ни раем и ни адом, оставим

все как есть. Согласен, Эмобой?

— Согласен, — сказал Эгор, снова глядя в рот Королеве.

— Так небо потуши. К чему пожар? Остыла вечеринка.

— Так в этом весь прикол? Фигня делов. — Эгор хлопнул в ладоши, и небо стало привычно

розовым.

— К чему нам этот штиль, и пафосный, и скучный. Нам в рифму говорить с Эгором —

западло. — Клоун поскакал немного на одной ноге. — Кстати, приходить на мальчишник — дурная

примета.

— Дурной приметой звали меня в детстве, шут, — зло огрызнулась Маргит. — С тобой потом,

сейчас дела не ждут. Я здесь по делу, очень срочному притом. В нем не помогут даже бабочки с

Котом. К одной знакомой нашей общей смерть пришла, не без ее, надо сказать, стараний. И я сама б

ее, конечно же, спасла, но, к сожаленью, это в области мечтаний. Ведь усыплять — моя стезя, а

разбудить — совсем другую силу надо. Мужскую, добрую. Нам нужен тут герой. Пришла пора

спасти еще одну подругу, ты помнишь Маргариту, Эмобой?

— Ритку? Риту Белоглазову?

— Да. Она накушалась колес. Снотворного в себя премного закатила.

— Вот дура! Господи! Зачем?

— Она во всем винит себя. Она же познакомила вас с Кити. Тебя она любила очень. И Кити,

свою лучшую подругу. Друг к другу ревновала вас. Могла б давно разрушить ваш союз. Но

потерять обоих вас боялась. Теперь обоих потеряла навсегда. Одна ушла в себя, другой — в сырую

землю. Не выдержала слабая душа своих же обвинений. В Эмомире проще с этим, здесь можешь ты

убить сомнения и боль и с чувствами всегда своими разобраться.

— Она еще жива? — спросил Эгор.

— Жива и будет жить, если проснется не позже чем через час. Не хочешь попытаться

разбудить ее?

— Хочу.

— А что за трогательная забота о какой-то психованной бабе? — встрял в беседу клоун. —

Откуда вдруг такой гуманизм у высшего существа и откуда, о Королева, вы вообще знаете об этой

Рите, ее мыслях и делах?

— И правда, Королева, откуда знаете вы Риту?

— Эгор, случилось так, что в этой, прошлой, будущей ли жизни я знаю все, что хоть касается

тебя. Частично это здесь, — Маргит потрясла комиксом, с которым не расставалась никогда, — но

большей частью здесь. — Она показала лапкой на свои фасетчатые глаза. — А с Ритой у меня

давнишняя кармическая связь, астрально связаны мы от ее рожденья. Она тебя и отобрала для меня.

Такая вот история любви, — окончательно запутала Эгора королева, — она одна из

многочисленных моих проекций, что раскиданы в Реале, как ты — одна из черт Егора Трушина, ты

часть его души, его геройство, что с лихвою воплотилось в этом мире. А Рита — часть моей души

вселенской, ее один забытый закоулок, но очень трогательный и родной. Так что, оставим умирать

ее во сне?

— Нет. Я пойду и разбужу ее! Делов-то.

— Тогда вперед, карета подана!

— Эгор, подумай! Что-то очень гладко стелет Королева! — шепнул на ухо верный клоун.

Но думать не пришлось — быстрые фрейлины подхватили Эгора в уже знакомое ему летучее

кресло из собственных тел и унесли с площади, где остались ошарашенные Тик-Так, Кот и Мания, а

также вполне довольная собой Королева. Эгора перенесли в Спальный район. Было забавно

спускаться сверху на площадь, утыканную спичками фонарей и кукольными кроватями. Эмобоя

мягко уложили на розовое покрывало, головой на подушку, и для ускорения процесса погружения в

чужой сон фрейлины укутали его сверху донизу легким, но плотным одеялом из собственных тел.

Эгор моментально провалился в тягучий и вязкий, как болотная трясина, сон самоубийцы.

ГЛАВА 17

Танцы на грани

В безбрежном, тихом и спокойном океане, мирно освещаемом красным, словно зардевшимся

от стыда вечерним солнцем, плыл айсберг, по форме похожий на трон. На его плоском девственно-

белом сиденье стояла огромная черная кровать из резного палисандра под темно-синим

балдахином. На кровати в любовной схватке сплелись три молодых прекрасных тела, и стоны их и

сладостные крики сливались с криком чаек. Эгор уже минут пять стоял как вкопанный у края

кровати и абсолютно ничего не предпринимал, только смотрел, вернее, любовался происходящим.

Он ожидал увидеть все, что угодно, но это зрелище его просто парализовало. Эгор в полном

смятении уставился на троих любовников, в пылу постельной битвы не замечавших ничего вокруг,

ведь на смятых простынях лежали Егор Трушин, Рита и Кити, и они были бесконечно счастливы,

услаждая друг друга. Три самых близких Эгору тела занимались на его глазах любовью. И это

меньше всего походило на порно. Безумный танец и переплетение белых тел на черном атласе

завораживали, сила страсти и полное отчуждение вызывали трепет, а красота и грация движений —

восхищение.

Эгору в прошлой жизни, конечно, приходилось заниматься любовью во сне, но к нему

приходили обычно странные возбуждающие подростковые видения, когда оргазм испытывался от

жадного взгляда или полуобнаженной груди, и было так приятно и стыдно непонятно отчего. Или