Порох и соль

Квартирмейстер «Мариона» явно хотел спросить что-то важное, но Свалк, аккуратно устроивший шляпу на лишний стул, восхищенно каркнул, оглядываясь:

– Чтоб мне в луже утонуть, шкипер! Почему ты нас раньше сюда не звал?!

Так-так-так… раздраженно стукнула трость. Что за утро, подвергающее сомнению все моральные принципы шкипера Хорне, а? Почему ему вдруг стало приятно из-за неподдельного восторга дряхлого пьянчуги, оглядывающего коллекцию как сокровищницу Императора Тысячи Островов? И кто из присутствующих тут чего не видел, я вас спрашиваю, а?

Лисс, прятала улыбку за бокалом, Марк, как всегда невозмутимый, смотрел перед собой… Остальные пялились. Пялились как подростки, подглядывающие за женщинами в термах, как дети, восхищающиеся жонглерами на рыночной площади, как…

– Хайни, тут и впрямь красиво, – Лисс кивнула и показала бокалом на птичьи веера, окаймляющие клинки, – нет, ну правда.

Стреендам строгий, серый, черный и местами стальной. Яркие цвета горожане носят на себе и скрывают за дверями. Ну и корабли стараются расцвечивать парусами и флагами, не больше. Традиции Севера обязывают. Большая комната, занимавшая почти весь третий этаж, смотрелась россыпью самоцветов, старый хрыч Хоссте постарался. А когда он умер, Хайни тратил и продавал что угодно, кроме самой дедовой коллекции, даже ключ от большой комнаты сдал ростовщику на хранение. Чтоб соблазна не случилось.

«Вот так и начинается забвение, с бабской тяги к красивостям, – фыркнул дедовский голос, возникающий все реже, – моряку нужна сабля и корабль, щенок, я тебе говорил!»

Хорне чуть не ответил в голос, посоветовав бы деду заткнуться и не гнать волну против ветра, учитывая все, привезенное сюда им самим. Сам Хорне тоже добавлял, сам того не замечая. И даже Лисс приносила разные диковины, удивляя и заставляя думать о неприличном. Например, о женитьбе.

Роди, Донер, Зель и Свалк, вместо того, чтобы сидеть, слушать и говорить, гуськом, как глупые мальки, слонялись по комнате. Тыкали пальцем, вполголоса делились ценой виденного и поражались ранее не встреченному. Как есть дурни, даром, что у половины в башке седых волос, блоддеров хвост, очень уж много. А сейчас совсем как мальчишки.

Свой старый дедов тесак Хорне не променял бы ни на один из висящих на стене. Пусть те и казались отличными, да и были такими же. Веера из перьев райских птиц, привезенные из страны у самого края земли Сунь, только оттеняли сталь своими переливами. Пурпурные, бирюзовые, малахитовые перья, с огненными и сапфировыми глазками на самых кончиках, соединенные блестящими коленцами бамбука и тончайшей золотой проволокой стоили как запас пороха для Донера на половину похода.

Четыре по краям и один вверху посередке, веера как-то попались на глаза мар-ярлу, решившему в отсутствие Хорне присвататься к его тетке. Что взбрело в голову старому хрычу – мало кто понял. Тетка отказала, но перед тем успела напоить мар-ярла кофе в большой комнате, и, видно в утешение, тот прицепился к Хорне, сразу по прибытию, с просьбой продать веера. Скорее всего, мар-ярлу просто нужна была причина, чтобы применить силу к нему и тетке из-за ее отказа. Закончилось все рубкой в переулке, когда тогда совсем здоровый Хорне выпустил требуху трем головорезам мар-ярла, четвертого оглушил и потом тянул за связанные ноги, пока не рухнул на рыночной площади от кровопотери.

Зато мар-ярла сместили. И даже повесили, назначив преемника. Таких глупостей по отношению к капитанам Стреендам не прощал.

Межу веерами, на вбитых крюках, лежали и висели стальные острые полосы. Окованные золотом, серебром, латунью, украшенные камнями и финифтью, эмалью и костяной резьбой. Прямая тяжелая рапира, взятая дедом с королевского капитана из Пешта в лихом набеге. Гнутый степной меч-хийр, с гравировкой несущегося крылатого жеребца, подаренный отцу у берегов Сунь. Выщербленный тяжелый ягр, снятый как память с тела Черного Йорена, убитого дедом в деле у Красного залива. Норгский старый меч, прямой, с золотой насечкой, почти без гарды, трофей, попавший к Хоссте во время войны с северянами у Бурке. Тонкий и бритвенно острый клинок из Халифата, подарок, полученный отцом от южанина-пирата, вырученного где-то у берегов Кем.

Отдельно, выше остальных, темнел тесак, украшенный по рукояти резными кольцами из рыбьей кости. Его повесил сам Хорне, не вытерев крови, кое-где еще видневшейся черными пятнышками. Кровь принадлежала хозяину тесака. Блэкбарду.

Роди задержался у стенного шкафа, высунув кончик языка и крутя в руках шахматы. Бывший боцман страстно любил играть в них, обученный как-то Сьером, и не смог удержаться. Игра попала к Хоссте откуда-то с дальнего севера, со Свардэ, выйдя из-под ножа костореза какого-то тамошнего племени.

Какому зверю принадлежала темно-бурая кость, Хорне не знал. Но мастер вырезал из нее норгов, их «драконов», добавив по два серпента и кракена. Вместо ферзя в набор входила морская ведьма, а король, само собой, был Морским. С густой бородой, каменной короной и большим топором.