Порох и соль

Хорне открыл глаза, поняв по звуку – он в море. Вода плескала спокойно, но сильно, покачивая лодчонку, тянула ее с собой, то ли в прилив, то ли в отлив, он еще не понял. Над головой, сверкая россыпью чистых бриллиантов, темнело бархатно-черное небо. Пахло солью, чем-то сладким и подгнившим, неотмытыми после перехода бортами с засохшими нечистотами, в общем – несло портом. И чем дальше, тем сильнее. Значит, прилив, но незнакомый, хотя и похожий на домашний. В Стреендаме никогда не случалось бедовой малой воды, когда отлив утягивал воду в море почти на несколько миль. Уровень всегда понижался-повышался на несколько футов, туда-сюда и все. Здесь, чувствуя через гладкие доски, хорошо просмоленные и совсем сухие, сильную волну, Хорне не понимал – где он?

Нет, понятно, во сне. Во сне не простом, любой мареманн поймет это сразу, даже ни разу не оказываясь ранее. Сон вокруг был истинной жизнью и, раз так, послан кем-то сильным, может, даже самим Морским королем. Чтобы там не нудили святоши, все больше перетаскивающие стреендамцев в свои храмы, Морской король есть. И человек моря не может не пытаться понять сказанное им. Если, конечно, сон послал владыка соленой воды.

Хорне сел на скамью-банку, взялся за правило, помогая лодчонке бежать правильно. Чернота впереди расходилась вместе с туманом, пропадающим перед носом. Чернота сменилась огнями, яркими рассыпавшимися по неизвестной суше и забравшимся куда-то вверх. Лишь там, вверху, тьма снова оказалась настоящей, врезаясь в небо, рассекая полотно, светящееся звездами, вытянутым клином. Гора? Наверное, что так.

Лодка шла ходко, мягко переваливаясь через самые большие водяные горбы и рассекая бывшие поменьше. Впереди и по бокам уже вырастали спящие корабли, поскрипывающие и светящиеся сигнальными фонарями. Его никто не окликал, хотя несколько вахтенных проводили цепкими острыми взглядами, как будто взрезающими кожу. С судов, вместе с взглядами, тянулась неуловимая морозная паутина, оседающая на волнах тающим серебром.

Хорне не удивлялся. Сон и есть сон, значит, так положено.

Он удивился в первый раз, увидев носовую фигуру двухмачтового когта, удивительно узкого и прикрывающего борта круглыми щитами с облезшей краской. Поддерживая острый клюв бушприта, хрустнув шеей, Хорне проводил зеленым светящимся взглядом мар-гейст, собранный из желтоватой слоновой кости и светлого рыбьего зуба.

«Злой покойник» ушел на дно больше ста пятидесяти лет назад, оставшись в моряцких байках, страшных бабских сказках на побережье Оловянных островов и Западного номеда, да на редких гравюрах с рисунками в книжках, травящих со своих страниц о морских легендах. «Злой покойник» и его капитан, Сейлем Трелленворт, Багровый Сей, резавший людей на кораблях Безанта, Нортумбера, Лиможана и остальных стран континента. Убийца, садист и безумец, ставивший человеческую жизнь не дороже кошелька с монетами на поясе жертвы. «Злого покойника» не должно было подкидывать на волне. И уж тем более не мог сам мар-гейст, по пояс заросший водорослями и ракушками смотреть на Хорне. Но смотрел.

Хорне прищурился, рассматривая корабли, медленно остающиеся за кормой ялика. И больше не отпускал рукояти тесака.

Светлая вытянутая стрекоза безантского «змея», крашеная в желтое с красным, с двумя мачтами и поднятыми косыми парусами. Эти паруса и эти весла до сих помнили по всему Длинному морю, так же, как и капитана. Аниту Шкуру-Долой Сварт, захватившую «змея» прямо при спуске и сделавшую его флагманом своей эскадры из пяти судов. «Золотой Жнец», вот как она его назвала и «змей», порой проседающий под грузом после абордажа, золотился под солнцем там, где его не покрывала кровь, натекшая с захваченных судов.

«Морж», красно-черный, с злобным огромным тюленем, скалящим бивни и капитаном, чье имя стерлось даже из хроник. Черный, как ночь, «Ворон», чей мускулистый оборотень-птица, шевеля резными перьями, даже хотел ухватить Хорне, проплывающего под ним. «Красотка Джейди», где сама Джейди, облитая серебром после измены шкиперу, Рябому Родрику, улыбалась мальчишке в лодке, застывше смотрящему на ее прекрасное лицо и острые груди, улыбалась всеми своими крючками вместо зубов, желая добраться до него.

Хорне, косящийся в сторону никак не приближающегося пирса, злился. На собственный страх и неумение побороть его.

«Не дай им сцапать тебя, внук, – мрачно грохнул дед, – ты боишься не зря».

Успокоил, ничего не скажешь.

О борт костяно стукнуло. Раскидав воду, всплыл серпент, уставился непроницаемо черными глазами, качнулся вперед головой-шлемом, сплошь в гребнях и гладких пластинах. Хорне оскалился на его раскрывшуюся пасть, потянул тесак…

С пирса пришла певучая успокаивающая трель, морской змей мягко ушел обратно, скрылся в воде, пахнувшей кровью. От берега, накатывая, шел звук порта, с его воплями, драками и какой-то охающей от удовольствия женщиной. Хорне все же ждали. Высокий светлый силуэт, полощущий на ветру белыми волосами, терпеливо стоял на месте, опустив руку с самой настоящей боцманской дудкой.