Порох и соль

Хорне лежал на гребне, не высовываясь и следя за часовым. Сбрасывать парня со счетов явно не стоило, вряд ли в команде есть форменный дурак. Может, самый младший, что вероятнее всего, отправленный на часы без смены за провинность. Тотемондцам хватило дурости оглядеть остров один раз и больше не высовываться за скалы, прячущие флейкк, пленных и дымок от костра.

Купец, вдосталь наоравшись после железа, раскаленного до белого, заткнулся как-то сразу. Черные суетились, орали друг на друга и пытались влить ему в рот то воду, то вино, но те почему-то вытекали обратно. Хорне, давно заметивший, как наливалось дурной кровью лицо бедолаги, хмыкнул. Черные вообще порой удивляли, от самой своей магистратуры, нерушимо стоявшей под властью совета князей из-за северных войн и до всех глупостей, куда ее жители умудрялись впираться, надеясь, видно, только на удачу.

Вот и сейчас, ни за что, ни про что, забрали жизнь у человека и ничего, блоддеров хвост, не добились. Купчина умер, сердце не выдержало или мозговой удар случился, и все. Не то, чтобы Хорне сильно переживал из-за неведомого ему торгаша, пусть тот и оказался мореходом, да храбрым, нет. Солнце, снова спрятавшись в серую хмарь, верно катилось на закат. А черные так и не отыскали нужной им казны, помимо всего остального. Надеяться, что те теперь примутся пить и драть южных баб Хорне не хотелось. Это было форменной глупостью

«Умнеешь, – сказал дедов голос в голове, – не зря тебя линьком пороли»

Хорне не стал отвечать, понимая, что дай старому хрычу повод и он больше не заткнется.

«А мало пороли! – заявил дед. – Забыл, как старших уважать, нос задрал, молокосос»

Ай, лучше промолчать. Хорне уставился в кучу пленных, пытаясь понять – кого потащат первым, кто там ходил в помощниках у купца-шкипера. Не угадал, из всей кучи, наплевав на орущих матом стреендамцев-северян, черные вытащили самого обычного и неприметного мужичонку средних лет, одетого небогато, но прилично. Левую сторону лица ему уже уделали в отбивную при абордаже, теперь, видно, достанется больше. Если дядька, конечно, собирается сглупить.

– Чтоб вас морские суки утрахали вусмерть! – донеслось снизу, прилетев черным от северян. Хорне довольно усмехнулся: братья не сдавались, как любой стреендамец, если он настоящий мареманн, а не одно название. И поносить черных вот так стоило дорого, за такие слова о морских суках, низших родственниках мар-ши, тупых, хищных и красивых тварей, порой еще встречающихся кое-где, можно и…

– Да чтоб тебя башкой в гальюн запихнули, ублюдок! – проорал тот же голос после хлесткого удара плетью, пришедшегося моряку по лицу. – Ху!

Второй удар оказался сочнее, впившись в шею, когда северянин успел наклониться, подставляя плечо. Третий и четвертый слились в один, дальше Хорне не считал. Хотелось верить, что избитого не прирежут, а он сам вытянет, доживет до боя и даже поучаствует в нем.

Хорне куда больше интересовал помощник капитана, что даже не оказался привязанным, а стоял и, весьма даже бодро, размахивал руками. Ситуация прояснялась и было неясно лишь одно – что ему мешало раньше раскрыть пасть, выкладывая все черным? Хотя…

Моряки, потихоньку встававшие, свистели, поливали помощника капитана последними словами, но уже ничего не могли сделать. Он продал их полностью, продал их долю, уговорившись сдать казну под собственную свободу и, наверное, какую-то часть товара поменьше. Такие, скользкие как слизни, всегда вывернутся, спасая себя.

Но Хорне это оказалось лишь на руку. Черные окружили команду, плети ударили раз десять, заставляя всех сидеть спокойно. Главный, еще двое и хитрый подонок уже поднимались по сходне, сброшенной сразу на берег.

Все притихли, ожидая их появления. Хорне, заметив шевеление часового, даже проснувшегося от неожиданно накатившей на пляж тишины, замер. Слился с камнями, стараясь совершенно не показываться и глядел почти одним глазком.

Наружу вышли трое, один из черных вытирал нож куском сорочки, оторванной, судя по цвету, у предателя. Договариваться с тотемондцами – не уважать себя и семью, это Хорне усвоил с самого детства.

«Еще бы ты, щенок, не усвоил, столько подзатыльников словив…» – хекнул дед.

Это верно, принципы Хоссте чаще всего вгонял в его голову вместе с ухом, крутя то меж пальцев, с щелчками жесткими, угли тушить можно, ногтями по макушке или прилетающими от ладони, твердой как доска для бимсов, тумаков по затылку. Дед вообще не скупился сдабривать поучения доступными ему методами. Мол, не запомнишь, как по звездам север искать, так вспомнишь, как тебе сливу на носу накрутил. Ух, старый подонок…

«Пожалеешь еще, когда совсем на тебя оскорблюсь» – проворчало в голове.

Пожалеет, пожалеет…

А дело начало принимать хороший оборот, радуя Хорне, рассматривающего противников и прикидывающего – как же им все-таки напасть? Вряд ли марсовый останется в темноте, его снимут скоро. Двое, стоящие на вахте по кораблю, надо думать, поменяются. Но, все же, пара сабель есть пара сабель и одиннадцать против его людей, а не тринадцать, всяко лучше. И выходит вот такой интересный расклад: