Порождая бурю (СИ)

Той ночью, когда она, наконец, пришла в сознание, Бенджамин рассказал ей все, что случилось после того, как она отключилась в Грасси. Тот факт, что ее реанимировали дважды поразил Розалию и заставил по-другому посмотреть на роль Бенджамина в ее жизни. У нее не осталось сомнений, что всему она была обязана ему. Если бы не его способность мыслить здраво и быстро решать проблемы, то, наверное, ее сейчас здесь бы больше не было.

Мысль о смерти казалась странной. Несколько раз Розалия пыталась представить, что бы тогда произошло, но в голову приходили только страдания Бенджамина. Смотря на его заросшее лицо, помятую одежду и взъерошенные волосы, совсем не оставалось сомнений в том, что он буквально жил в больнице. И потом он так на нее смотрел, словно видел перед собой что-то невероятное.

Розалия долго не могла заснуть той ночью, когда пришла в себя. Сначала вокруг кружили врачи, потом она разговаривала с Бенжамином о том, как развивались события. А потом он заснул на кресле. Просто в какой-то момент отключился. Розалия не стала его будить, а повернула голову на бок и любовалась его усталым лицом, пока сама под утро не задремала.

Весь первый день она много спала, сама не понимая, как можно было так плохо себя чувствовать и не иметь сил. Когда бы ни открыла глаза Рози, она всегда видела Бенджамина. Наверное, он успевал выходить, чтобы поесть и переодеться, побриться и принять душ, пока она спала. Иначе и быть не могло. Его присутствие успокаивало девушку, она просила его оставаться в палате, если заходил дежурный врач или медсестра должна была в очередной раз взять кровь на анализ.

Бенджамин также присутствовал, и когда несколько дней спустя Розалию ставили на ноги. После вывиха бедра она боялась подниматься и даже пыталась отказаться, протестуя и придумывая отговорки. Когда же она поднялась с помощью медиков, то почувствовала резкую боль и на пару минут потеряла созсознание.

— Я же говорила, что еще рано! — возмущалась Розалия, но глаза ее при этом выражали скорее испуг, чем негодование.

— Хм… Ты не компетентна в этом вопросе. Врачи знают, что делают, — спокойно отвечал ей Бенджамин.

— И ты — тоже!

— Да, и я тоже знаю, что надо делать. Это то, чем я занимаюсь ежедневно.

— Уже нет, потому что ты постоянно торчишь здесь! Кто занимается твоими пациентами? Когда бы я не открыла глаза, ты уже здесь! Разве для тебя не существуют часы для посещений, как и для всех остальных?

Бенджамин молчал и только серьезно смотрел на возбужденную девушку. И ее это страшно раздражало, и пугало. Она очень устала от своей беспомощности, от боязни боли, от анализов и мониторов. Ей хотелось спрятаться, остаться одной.

— Зачем ты звонил Микуччи?

— Хм… Надо было ее предупредить о том, что случилось.

— Она говорила обо мне?

— Нет. Ваши встречи — это врачебная тайна. Я рад, что ты нашла человека, способного тебе помочь…

Розалия дернула головой, найдя, за что зацепиться.

— Значит, ты считаешь, что мне нужна помощь!

— Хм… Я думаю, ты и сама так считаешь…

— Уйди!

— Розалия, послушай…

— Уйди! Я так не могу…

Ей захотелось расплакаться. Она долго терпела и теперь не видела ни одной причины, почему бы этого не следовало делать. Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны ей хотелось, чтобы Бенджамин прикоснулся к ней, обнял и пожалел. С другой — вряд ли бы она допустила хотя бы что-то из этого списка, если бы он надумал приблизиться к ней.

Бенджамин ушел, Розалия прогнала его, разрыдавшись так самозабвенно, что вынудила медсестру прибежать к ней и добавить к капельнице успокоительное. В тот вечер Бенджамин не приходил. Не вернулся он и на следующий день в утренние часы посещения. Розалия с тоской смотрела на дверь и продолжала злиться. Она догадывалась, что и вечером его тоже не будет. И, действительно, Бенджамин не пришел, но вместо него Розалии позвонила дотторесса Микуччи. После вопросов о здоровье та спросила ее про Бенджамина.

— Я его прогнала!

— Что? — несдержанно воскликнула дотторесса Микуччи, а затем добавила уже спокойнее. — И можно узнать, почему?

— Потому что я не понимаю, чего он от меня хочет. Я открываю глаза, и он уже здесь. Меня привозят с очередной процедуры, а он опять в палате!

— И чем ты не довольна?

— Я очень устала от всего этого. От беспомощности, от того, что никому не нужна…

— Так, не поняла! — раздалось в трубке, и голос предвещал не что иное, как разгром. — Ты выгнала единственного человека, который заботился о тебе все это время, который перевез тебя в другую больницу, не отходил от тебя ни на шаг, а теперь говоришь, что никому не нужна?! Я бы на твоем месте задумалась, почему же ты после этого никому не нужна…

— Он от меня устал… — заметно убавила свое возмущение Розалия.

— Ну, да, — хохотнула Микуччи, — молчаливой ты ему, безусловно, нравилась гораздо больше.

— Вам не угодишь! — рассердилась девушка. — В день аварии я сказала ему, что не хочу больше работать с ним. Я все решила, как вы и говорили. Я решила, что хочу на самом деле. Если бы не этот кабан…

— Какой кабан? — заинтересовалась врач. — С тобой всегда так интересно!