Порождая бурю

Бенджамин, казалось, оторопел от ее слов. По мере того, как Розалия говорила, его лицо темнело.

— Знаешь, что! Теперь я, абсолютно уверен, что поступил правильно, прекратив с тобой то, что даже не могу назвать отношениями. И я точно знаю, что мы не будем с тобой друзьями! Коллеги, и этого уже много. Удачи тебе, Конте!

Он вышел из кабинета и хлопнул дверью. Розалия простояла там еще чуть-чуть, а потом стремительно направилась к выходу.

— Розалия… — позвала ее Мария Луиза.

Девушка даже не обернулась. В горле ужасно першило, и она знала, что вот-вот потекут слезы. Их появление было неизбежно. Обида, уязвленное самолюбие, чувство предательства захлестнули ее так яростно, что было трудно дышать. Розалия бежала по улице и останавливалась в тени домов, где не было прохожих, чтобы хотя бы немного унять жестокие рыдания. Они вырывались из горла вопреки ее желаниям. Она зажимала рот рукой, и тогда плечи ее сутулились и вздрагивали от яростных схваток. Не имея возможности справиться с собственным телом, Розалия убирала руку от лица и громкий плач вырывался в темноту.

Она долго не поднималась в квартиру. Чтобы синьора Пеллегри не задавала вопросов, надо было проскользнуть мимо нее со спокойным видом. А это было вовсе не легко, ведь та считала своим долгом выйти и поздороваться.

— Добрый вечер, Розалия! — ее уже поджидали в прихожей.

— Добрый, — Розалия зажала шарфом рот и нос. — Синьора Пеллегри, у меня температура. Не хочу вас заразить!

С этими словами Розалия юркнула в темноту своей комнаты и заперла за собой дверь.

40. Поздравление

Как и в любое дождливое утро, избалованный солнцем Рим сходил с ума. В резиденциальном районе, где жил Бенджамин, вместо тротуаров, заполненных школьниками и их родителями, узкие дороги заполнились машинами. Все, даже те, кто раньше ходил пешком, сели в личный транспорт, чтобы доехать сухими хотя бы сто метров. Из-за этого колонна машин медленно ползла до школы. Кому-то удавалось пристроиться во второй ряд, тесно прижавшись к припаркованным автомобилям. Кто-то останавливался напротив школьных ворот, высаживал свое чадо, при этом обязательно выползал из машины сам, шел к багажнику и суетливо вынимал оттуда здоровенный рюкзак. Потом еще несколько секунд на поцелуи, и колонна взрывалась противными сигналами клаксонов.

Бенджамин оказался одним из тех неудачников, затесавшихся в очередь перед школой. Его бесила итальянская неорганизованность, нерасторопность и наплевательское отношение к окружающим. А также тот факт, что дети не могли войти даже на порог здания школы под крышу прежде, чем раздавался звук звонка. Неужели нельзя активировать страховку на десять минут раньше, чтобы толпе не приходилось мокнуть под ледяным зимним дождем. Он потерял не меньше двадцати минут на двухстах метрах дороги, а когда выехал на кольцевую, снова увяз в пробке.

В студии физиотерапии он появился вовремя только благодаря тому, что выезжал всегда рано, чтобы до начала приема успеть разрулить накопившиеся административные дела. Сегодня все пошло не по плану, и это страшно раздражало. За то время, что он потратил, нажимая на педали газа и тормоза, Бенджамин смог только позвонить матери и напомнить ей встретиться со своим другом, чтобы забрать необходимую ему книгу, потом в клиентскую службу “Амазона”, чтобы разобраться, почему его заказ никак не может быть доставлен и даже дозвонился три раза в службу поддержки телефонной компании, стобы решить проблему с интернетом дома. Но каждый раз связь прерывалась, поэтому Бенджамин оставил это дело.

Справа от него по обочине в небольшой машинке за рулем сидела темноволосая девица, которая так и стремилась вклиниться впереди машины Бенджамина. Она обогнала длинную колонну таких же терпеливых автомобилистов, как и он, чтобы затем влезть, избежав таким образом длинной пробки. Такое поведение задело Бенджамина, и он по-джентльменски сделал все, чтобы не пустить нахалку вперед. Ему почему-то пришло в голову, что Розалия, должно быть, водит так же: влезает без разрешерия, потому что считает, что ее время гораздо дороже других.

Эта мысль отбросила его назад на несколько дней, когда они кричали друг на друга в офисе Марии Луизы. Розалия обвинила его в том, что он развлекался с ней, пока было интересно, как это делали многие до него. Но это было в корне не верно. Бенджамин сказал, что любит ее, он заботился о ней, он переживал ее боль, как свою собственную. А она говорит, что ему надоело?! Да, ему надоело в конце концов, потому что от Розалии не было никакой отдачи, кроме как во время секса. И ему стало этого мало. Но самое главное — Бенджамин не верил, что что-то может измениться. Чем больше он узнавал девушку, тем больше он видел перед собой препятствий быть с ней.