Порождая бурю

Каждое утро, едва Розалия открывала глаза, начиналась ее маленькая смерть. Осознание того, что Бенджамин был для нее очень дорог, но совершенно недоступен, наваливалось на нее подобно мощной морской волне. С ее первым ударом Розалию утянуло на самое дно и она захлебнулась в собственных чувствах. Никогда прежде она не допускала, чтобы ее накрыло с головой и ситуация выходила из-под контроля. Ей всегда удавалось выплыть и освободиться. Потребительское отношение предыдущих ее партнеров, так же, как и ее собственное, защищало от ненужной привязанности и изначально ограждало от последующих катастроф. С Бенджамином все оказалось другим. Влюбленный в нее, он ничего не требовал для себя до тех пор, пока поведение Розалии не заставило его усомниться в собственной значимости и не задело самолюбие. Но хотя она и понимала теперь, почему он прекратил отношения с ней, все же не могла избавиться от ощущения, что ее снова не хватило, что ее стало недостаточно такой, какой она была. И поэтому желание подняться на поверхность было очень сильным, но теперь Розалия не знала, как.

Она приходила в зал и силилась вести себя как и прежде. Бенджамин совсем не обращался к Розалии, разве что при необходимости и только при свидетелях. Зато с другими он, как и прежде, оставался обходительным и приветливым.

— Неужели совсем не болит? — спросила однажды Мария Луиза, застав девушку врасплох, когда она смотрела в сторону Бенджамина и Лауры перед тренировкой.

— Болит… — выдохнула Розалия.

Ее голос был такой тихий, что Мария Луиза поняла по движению губ, а не услышала.

— Розалия, нужно, чтобы кто-то тебе помог…

Та только кивнула и пошла в раздевалку.

Мария Луиза была совершенно права, и Розалия понимала, что должна что-то предпринять. Помочь ей было некому, а ежевечерние слезы изматывали так, что на утро не было никакого желания вставать, а в зеркало смотрело чужое осунувшееся лицо с опухшими глазами. Бенджамин по-прежнему держался отчужденно, хотя иногда казалось, смотрел на Розалию очень внимательно, пока думал, что она не замечала. Тогда девушка совершала над собой усилие и что-нибудь вытворяла, как делала это прежде. Это не доставляла ей удовольствие, но она ни в коем случае не хотела, чтобы было заметно, что с ней что-то происходит.

Начало марта Розалия ждала с надеждой на перемены. Окончательно обеспокоив синьору Пеллегри своим грустным лицом, частыми слезами и отсутствием аппетита, она была вынуждена признать, что самой ей не справиться. Весь арсенал травяных чаев пожилой дамы был испробован, а Розалия так и не начала хорошо спать.

— Послушай, — рассердилась от собственного бессилия синьора Пеллегри, — так дальше продолжаться не может! Завтра же я позвоню одной своей знакомой. Ее дочь — психотерапевт. Та еще стерва, но отличный профессионал. Лично я никогда не верила в мозгоправов, но тебе ничего не помогает. А мне с тобой больше не весело! Хочу, чтобы ты снова стала прежней!

— На это потребуется некоторое время…

Розалия устало осела на кухонный стул.

— Я подожду, если ты позволишь себе помочь. В противном случае я пойду искать большого человека, чтобы сказать ему все, что я о нем думаю, — хорохорилась почтенная леди.

— Это лишнее! — заволновалась Розалия, допуская мысль, что та действительно на это способна. — Хотя пары ударов зантиком по голове ему бы не помешало.

— Розалия, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него так убивались! — важно выкрикнула синьора и ткнула пальцем в воображаемого обидчика.

Девушка не стала возражать, но не потому что боялась признаться, что во всем была виновата она, а потому что объяснение было бы слишком длинным, сложным и совершенно ненужным — синьора Пеллегри на старости лет стала ярой мужененавистницей.

— Я вам очень благодарна за заботу, но… — отважно начала Розалия, когда думала, что вспышка негодования и жалости к ней прошла.

Возражений и уж тем более предложений синьора Пеллегри обычно не принимала, а теперь, озабоченная судьбой своей квартиросъемщицы, совсем разволновалась и еще минут пятнадцать надоедала Розалии своими идеями.

И хотя любое вмешательство воспринималось, словно вторжение на запретную территорию, все же именно благодаря настойчивости пожилой дамы, Розалия входила в обычный подъезд жилого дома, где на третьем этаже располагалась студия психотерапии. Она так нервничала, охваченная не то надеждой, не то страхом, что зря надеется, что даже не заметила консьержа за стеклом в своей будке. Минут ожидания перед кабинетом оказалось недостаточно, чтобы решить, с чего начать. А потому перед первым же заданным вопросом после знакомства, Розалия растерялась.

— Не можете назвать причину, по которой пришли? — не скрывая удивления проговорила дотторесса Микуччи.

На вид ей было не больше пятидесяти. Острый взгляд и строго сложенные губы вдруг напомнили Розалии, как синьора Пеллегри назвала ее стервой. Что ж, это вполне могло быть правдой.

— Могу. Просто каждое мое слово должно подвергаться анализу, поэтому я не знаю, что важнее…