Порождая бурю

Розалия чувствовала себя очень глупо — что бы она ни сказала, все равно будет к чему придраться.

— Важнее то, что важно для вас. Что вы хотите получить в итоге?

Под пристальным взглядом женщины Розалия совсем растерялась.

— Розалия, — несколько смягчилась врач и даже слегка улыбнулась, — мне совершенно не нужен структурированный ответ. И уж тем более я не собираюсь осуждать ваши желания. Но я совершенно уверена, что вы знаете, чего хотите.

— Я хочу стать нормальной. Хочу перестать причинять боль другим. И чтобы мне не было так больно, — храбро выдохнула девушка.

— Что именно причиняет вам боль?

— Вообще или сейчас?

— Сейчас.

— Невозможность быть с дорогим для меня человеком.

Розалия поймала себя на том, что заламывает пальцы. Она сразу же спохватилась, бросила короткий взгляд на психотерапевта и убрала руки в карман толстовки.

— Почему это невозможно?

— Он прекратил со мной любое общение, потому что я заставляла его чувствовать себя никчемным. Я оказалась эгоистичной и эгоцентричной и не смогла разглядеть, что причиняла боль человеку, который меня любил.

Розалия нехотя заговорила об их отношениях с Бенджамином. Ей казалось, что она раздевалась перед незнакомым человеком, снимая с себя слой за слоем подробностей того, что произошло между ними за несколько месяцев. Ей представлялось, что максимальная откровенность, даже если и приносила новые страдания, все же была более уместна, чем осознанное умалчивание фактов. Единственное, что утаила Розалия, так это его имя.

— Вы помните, о чем подумали или почувствовали, когда он признался вам в любви?

— Я ему не поверила! — только в тот момент Розалия осознала это.

— Почему?

Беспощадный вопрос, к которым надо будет привыкнуть.

— Потому что между нами не произошло ничего особенного. Секс, основанный на химии, но не более.

Это прозвучало цинично.

— А вы считаете, что ему нужно было что-то, как вы выразились «особенное», чтобы полюбить вас?

Розалия не ответила, лишь долго смотрела на врача.

— Я ошиблась, — проговорила она упавшим голосом. — Я должна была поверить ему.

— А сейчас верите?

— А сейчас больше не во что верить… Он ушел.

— И вы бы хотели его вернуть?

Отпираться было глупо.

— Я бы хотела, чтобы он не усомнился во мне. Чтобы не наговорил мне всего того, что сказал. Да, я хочу, чтобы он вернулся…

После первой встречи с дотторессой Микуччи, Розалия почувствовала облегчение. И хотя ничего значимого не произошло, появилось ощущение возможности сдвинуться с мертвой точки. Правильно заданные вопросы создавали иллюзию правильных ответов. Но вскоре этот эффект рассеялся, а на его место заступили тяжелые разговоры о семье, детстве и об отце.

Каждый раз после сеанса Розалия выходила так, словно ее пытали. Часто она безудержно рыдала прямо перед психотерапевтом и продолжала и у себя в комнате. Чем больше выходило наружу, тем больше она понимала, насколько была отравлена своими родителями и отравляла жизнь другим. Многое она продолжала отрицать даже наедине с собой, ограждаясь от очевидного. Но беспощадная дотторесса Микуччи методично подводила ее к выводу, с которым не возможно было не считаться. Если же Розалия упрямилась и не желала понимать, та била по самому больному. Эта шоковая терапия изматывала и угнетала и ей не было видно конца.

И если на самом первом сеансе Розалия была уверена, что хочет вернуть Бенджамина, то по прошествии пары недель, она не могла его видеть. Ее трясло уже тогда, когда она собиралась на занятия. А от звука его голоса ее охватывало такое беспокойство, что единственное, чего она желала, это спрятаться. Когда он останавливал ее, чтобы сообщить что-то бесстрастным голосом, она смотрела на него, словно перед ней стоял инопланетянин. И глаза ее увлажнялись от стыда и боли. К счастью Бенджамин не задерживал ее надолго, поэтому, когда глаза наполнялись слезами, он этого уже не видел.

Апрельские соревнования в начале месяца она пропустила. Никто не спросил ее, почему. Это лишь в очередной раз закрепило в голове, что она совсем одна и что это состояние ей не нравится.

— Розалия, ты меня слышишь?

Острый взгляд дотторессы Микуччи снова впился в нее. Розалия повернула голову в сторону.

— Конечно слышу… В последнее время я слышу только ваш голос.

— Ты, кажется, этому не рада!..

— Вы бы на моем месте тоже были не рады.

— Отчего же?!

Женщина наклонила голову в сторону. Она давно уже обращалась к пациентке на «ты», и Розалия затруднялась ответить, в какой именно момент это произошло.

— От того, что мне совершенно нечем гордиться, если единственный человек, который со мной разговаривает и слушает меня — это мой психотерапевт.

— Он так и не разговаривает с тобой?

— Позавчера спросил, почему в женской раздевалке так шумно.

— Полагаю, ты нашлась, что ответить… — насмешливо, и она себе это часто позволяла, заметила дотторесса Микуччи.

— Вы ошибаетесь! — не без некоторого удовольствия ответила Розалия. — Не нашлась… Я не могу спокойно разговаривать с ним. Мне предательски хочется реветь, как будто я и так испытываю недостаточно стыда за все, что вытворяла.

— Не хочешь поговорить с ним и попросить прощения?