Портартурцы

Мы захватили в плен русского солдата. Когда переводчик спросил его, где в настоящее время расположен его полк, он пробурчал: «Отстаньте, не знаю». Так он и не сказал ничего.

Главная наша батарея левого фланга потеряла много людей убитыми и ранеными, включая сюда и своего командира, голова которого была сорвана осколком снаряда. Одно тяжелое орудие совершенно выбыло из строя.

Русские беззаботны и часто под нашим огнем ползут на выручку своих раненых товарищей. Во многих случаях им удается возвращаться безнаказанно благодаря какой-нибудь хитрости. Я видел, как два солдата ползли к раненому товарищу, который спрятался от нас в канаве. Мы допустили их, рассчитывая расстрелять на обратном пути. Они же остались с раненым до сумерек, перевязали его и накормили. Все это мы заключили по оберткам бинта, оставленным в канаве, и по жестянкам из-под консервов. Перед самой темнотой на наш окоп посыпались пулеметные пули. Правда, они вреда нам не сделали, но встревожили нас и подняли пыль перед окопом. Через несколько секунд стрельба прекратилась, но и солдаты скрылись вместе с раненым…»

— Теперь посмотрим, что здесь написано, — проговорил Волков, закончив переводить первую бумагу.

«Покончив со всеми приготовлениями и обсуждениями пункта и условий предполагаемого штурма, решили назначить его на 19 августа и атаковать неприятеля всеми имеющимися под руками силами. Нашему полку велено было начать атаку Восточного Кыкуана (форты 1, 2, 3 и батарея лит. Б). Так как от этого первого генерального штурма ожидали решения судьбы крепости, то он был подготовлен с особой предусмотрительностью: все было записано и подсчитано до мельчайших деталей. Рельеф местности и расположение укреплений нанесены на карты».

— Просчитались! — капитан Волков засмеялся.— А это циркулярное распоряжение, до которых уж очень охоч и наш генерал Стессель. Записывайте дальше!

«Цель нашего отряда — разбить Порт-Артурскую крепость на две части. Для выполнения этой трудной задачи потребуются настойчивость, беззаветная отвага. Ни один солдат не должен думать о том, что он вернется назад к своим позициям живым. Если меня не станет, командование отрядом примет полковник Ватанабе, в случае смерти или тяжелого ранения Ватанабе командование примет полковник Окуно. Всякий офицер заблаговременно назначает себе преемника. Помните, дело дойдет до штыковой схватки, а атака укреплений должна завершиться рукопашным боем. Умирая, хватай врага за горло! На самый жестокий неприятельский огонь наши солдаты не должны обращать внимания. Ни одной ответной пули до тех пор, пока мы не укрепимся на захваченных позициях! Всякий остановившийся будет смят новыми колоннами атакующих! Не задерживать общего движения, не уменьшать шаг вперед на крепость, а содействовать расширению наступательного порыва… Сыны Японии! Ваше место на укрепленных позициях врага, после полного его уничтожения или бегства. Отстающих будут пристреливать и колоть! Офицерам разрешается уничтожать трусов, убивать тех, кто отстанет, кто самовольно покинет строй, кто повернет свою спину врагу».

5

К наблюдательному пункту Подковин возвращался с первыми проблесками утренней зари. На ясном небе еще мерцали звезды Большой Медведицы. Одиночные винтовочные выстрелы и взрывы снарядов нарушали тишину, но они не пугали так, как в первые бои. Открытое место на Перевале, служившее японцам мишенью, Подковин пробежал благополучно. Он удивился тому, что по гребню Перевала до сих пор не был прокопан ход сообщения. Днем эту дорогу, даже при одиночных путниках, японцы обстреливали из пушек.

У Китайской стены, над Волчьей Мортирной и левее к третьему форту рвались неприятельские шрапнели.

Наши молчали. Чем ближе подходил Подковин к передовой линии, тем резче доносился трупный запах. Задыхаясь и заслоняя рот фуражкой, он минут через пять догнал монтера саперной роты, который просматривал кабель и проверял телефоны.

— У тебя телефон в порядке? — спросил монтер Подковина, также прижимая фуражку к губам. — Вот безобразие! Давно бы можно закопать всех убитых, так не дают же проклятые! Ветер от них, так пользуются. Знают, что это похуже газов шимозы.

Штабс-капитан Копьев тоже выходил из себя.

«Вот азиаты, — думал он. — Никаких правил войны, ни капли человечности. Пренебрежение к трупам своих соратников есть высшая точка озлобления. Попади такому зверю в лапы».

Ругались артиллеристы, стрелки. Ненависть к японцам среди защитников Порт-Артура росла с каждым днем. Нить человечности, которая тянулась от простого русского сердца к японским окопам, порвалась. В окопах, где особенно мучил трупный запах, то и дело можно было услышать:

— Бешеные они какие-то…

6