Портартурцы

— Бупноф! — в один голос ответили чины штаба, и старший из них, почтительно кланяясь, разъяснил, что, по последним телефонным сведениям, на редуты выходят матросы под общей кличкой Бупноф. Это очень ловкие и сильные люди, они могут убивать в минуту по двадцати пяти человек. Ноги улыбнулся:

— Мне кажется, наши войска дошли до галлюцинаций. Это опасно. Распорядитесь прекратить открытую атаку. Посмотрим, что скажет «Бупноф», когда мы его взорвем вместе с фортами.

Японские телефоны затрещали по всем штабам. Неприятельские полки отошли от фортов, но с передовыми отрядами связь была порвана, и Лебедев с Бубновым долго еще очищали ближайшие к укреплениям окопы от вражеских солдат.

6

— Наконец-то, — оказал Лебедев, вытирая пот со лба. — Смотрите, ребята, они отступают.

— Ура! — закричали матросы и солдаты.

— Будут, сукины дети, помнить. Эх, кабы во флоте можно было так развернуться, то и на подбитых кораблях мы дали бы им память!

— Ваше, благородие, прячьтесь. Сейчас бомбить начнет. Еще ночь впереди. Ночью еще приползут.

— Не приползут. Спасибо, братцы, я сейчас. Осмотрюсь.

Лебедев шагнул к брустверу. Раздался шрапнельный залп, и Лебедев упал с пробитым свинцовыми пулями черепом. Бубнов выскочил из укрытия и, подхватив командира, понес его в блиндаж.

— Эх вы, ваше благородие! Зачем не послушались? — Бубнов глубоко вздохнул. — Разве ты смерти нужен? Ты нам нужен. — Богатырь заплакал. Слезы крупными каплями падали на лицо Лебедева, смывая грязь и кровь с его большого красивого лба.

Глава пятая

1

К полудню канонада прекратилась. После обеда к передовой линии прибыли ездовые полевой батареи, командированные для уборки трупов. Среди прибывших был и орловец. Артиллеристы сказали ему, что Подковин, вероятно, в наблюдательной башне. Орловец отправился туда.

Подковин спал сидя, прислонившись спиной к стенке башни.

— Вставай! — громко сказал ездовой.

Подковин открыл глаза и увидел улыбающегося орловца.

— Жив! Цел! А мы уже там, у себя на батарее, крест над твоей фамилией поставили.

Подковин и орловец спустились к блиндажу, где собрались ездовые второй батареи. Первым увидел подходивших ездовой Семенов.

— Похороны пышные собирались тебе устроить, — обратился он к Подковину, — а оно, вишь, сорвалось.

Августовское солнце пекло. Гора Перепелиная, у которой беседовала группа защитников, сейчас казалась мирной. Солдаты смеялись:

— Чешет поди затылок японец.

— Притихли, нехристи, — добавил стрелок с сухим болезненным лицом.

— Жрать хочешь? — опросил Подковина орловец. — На вот тебе хлеба, банку консервов и фляжку чаю; холодный он, но ничего.

Стерев пыль с лица и рук, Подковин вскрыл банку и стал жадно утолять проснувшийся вдруг голод. Из банки вкусно пахло, хлеб был свежий, рыхлый. Глотая слюну, Подковин поспешно бросал в рот разваренное мясо и застывший жир.

2

Стрелки и канониры резерва дружно работали над уборкой трупов. Ямы копали попеременно. Ранцы, ружья, патроны, фуражки сбрасывались по кучкам. Только группа санитаров-артиллеристов набрала шестьсот ружей.

Среди убитых японцев было много молодежи — 18—19-летних парней.

— Смотрите, микадо уже ребятишек сгоняет на смерть. Значит, туго приходится японским войскам… Еще бы! Трудно ему одолеть Расею. Тут тебе Порт-Артур, а там Куропаткин. Попрыгают, попрыгают и разобьются, — сказал плечистый, но невысокий стрелок с круглым лицом.

— Я слышал, одна из наших армий уже к Самсон-горе подошла. Мы разобьем их! Обязательно разобьем! — воскликнул стоявший рядом унтер-офицер. — Если хороших офицеров перебьют, сами командовать начнем. Не сдадимся!

- Японцев на материк мы не должны пускать, — сказал матрос. — Это жадный народ. Князья ихние и бароны, самураями они называются, мечтают захватить Корею, Китай, Индию, Сибирь… Затешутся на материк, то нам, русским, надолго разные беспокойства принесут. Мешать работать нам в Сибири и особенно в Приамурье будут. А Приамурье — богатый край! Я оттуда, с приисков, я знаю. Желторылые Наполеоны… Эх, кабы у нас у власти такой человек был, как адмирал Макаров… Вот голова была! И в самую нужную минуту погиб человек, а дерьмо осталось… Э-э-х!

К вечеру тыловой склон передовых позиций, более безопасный, был очищен от трупов, но лобовой остался нетронутым. При малейших попытках наших санитаров оттащить трупы от амбразур или убрать их с поля боя японцы обстреливали их шрапнелью и из винтовок.

Солдаты морщились и ругались:

— Вот, черти, сами не идут убирать своих и нам не дают… С чего это они? — обратился один из стрелков к унтер-офицеру.

— Разное можно предположить. Во-первых, чтобы мы не подсчитали их потерь и не сравнили с нашими; во-вторых, чтобы не собрали винтовки и патроны; в-третьих, и это, пожалуй, самое верное, они решили уморить нас трупным смрадом… Ветер с ихней стороны, и запах несет сюда, к нам. Но японцы просчитаются. Ночью и винтовки с патронами соберем и ближайшие трупы закопаем… Дело все-таки у японцев дрянь. До чего озлобились! Даже трупы своих героев не хотят убирать. Варвары, азиаты!