Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

Марилу отправилась в «Верхнее ателье» к Марте, а Лор сделали секретаршей в эсэсовском реестре. Лор вместе с портнихами отправили из Освенцима в Равенсбрюк в январе 1945 года, и с ними же она была освобождена из Мальхова; к моменту освобождения она висела на волоске от смерти. Оправляясь после тяжелых проблем со здоровьем, она познакомилась и вышла замуж за Зухера Шелли, тоже пережившего лагеря. Они поселились в Сан-Франциско и открыли магазин часов. Их дом был полон книг, Лор редко видели без ручки с бумагой.

Работая, путешествуя и воспитывая дочь, Лор успела получить две степени магистра и одну докторскую. Объединив потрясающие академические способности с состраданием, пришедшим из собственного опыта, доктор Шелли собрала и проанализировала рассказы выживших. Ею двигало острое желание нанести ответный удар нарастающей волне отрицания истории Холокоста. Также она боролась с тридцатью годами «апатии и безразличия» по отношению к пережившим Холокост, как она сказала коллеге-писателю, тоже пережившему лагеря, Герману Лангбайна{431}.

На Всемирном собрании переживших Холокост 1981 года доктор Шелли раздала анкеты. Если люди не могут свободно говорить, возможно, выразить мысли в письме будет легче. Она распространила 1900 анкет по Израилю, Европе и США.

Среди сотен анкет-показаний, которые получила доктор Шелли, оказался ответ портнихи Гермины Хехт, урожденной Шторх – от Гуни{432}.

Я обнаружила анкету Гуни после нескольких часов изучения архивов Тауберской библиотеки Холокоста в Сан-Франциско и отправилась в Америку ради встречи с Брахой Когут. К тому моменту я видела город, по сути, только из окна машины. Мой мир уменьшился до размеров невероятно спокойного читального зала в библиотеке и работы над переводом коробок документов доктора Лор Шелли, переданных в архив после ее смерти в 2012 году. В каждой папке содержались жизни, полные историй. Когда я добралась до папки № 624 и наконец-то увидела знакомое имя, я будто почувствовала электрический шок.

Доктор Шелли составила опросник на трех языках – английском, немецком и иврите{433}. Гуня записала свои ответы на немецком, синей ручкой, строгим и элегантным почерком.

В ответе на 94 базовых вопроса я увидела краткую историю лагерной жизни Гуни. В графе «профессия» она указала «Schneiderin» (портниха). Она описала гибель мужа, Натана, в 1943 году, депортацию и эвакуацию. В клеточках напротив вопросов о хронических проблемах со здоровьем, неспособности забыть прошлое и утрате веры в смысл жизни она поставила галочки.

В графе о репарациях Гуня рассуждала о жадности, поощряемой нацистским режимом. Она отметила «согласна полностью» под следующим заявлением: «Сейчас многие немцы знают, сколько миллиардов немецких марок выплатили в качестве репараций Израилю или пережившим лагеря, однако едва ли кто-то помнит, сколько миллиардов немцы украли у евреев».

Гуня заполнила анкету у себя дома неподалеку от променада в Тель-Авиве; я потом туда съездила, постояла под балконом Гуни ветренным зимним днем. Тогда же я только начала изучать архивы доктора Шелли.

Лор Шелли стала свидетельницей сюрреалистичной «цивилизации» освенцимской бюрократии и повседневной жизни СС. Она знала секретарш, портних и парикмахерш Штабсгебойде, а также биологов и химиков, отправленных работать над агрикультурными «проектами мечты» Гиммлера неподалеку. В следующем проекте доктор Шелли сосредоточилась на собрании полных свидетельств мужчин и женщин, работавших в административном блоке – чтобы пролить новый свет на то, как Освенцим работал коммерческим предприятием и лагерем смерти одновременно. Ее исследование распространилось на четыре книги. До существования интернета, когда телефонные звонки через океан стоили безумно дорого, для подобного исследования надо было писать письма. Много писем.

Тактильные ощущения от работы с архивами похожи на чувство, которое возникает, когда дотрагиваешься до древней или винтажной ткани. Кончиками пальцев я чувствую вес качественной бумаги с водяной маркой, я слышу шорох полупрозрачной бумаги, которую использовали на печатных машинках, щупаю копии старых фотографий с фиолетовой каемкой и голубые папки с аэрограммами. В каждой бумажке заключалась история. Проглядывалась и информация о портнихах: записанный карандашом список имен под заголовком «Obere Nähstube», адрес для переписки, упоминание в письме. Некоторые имена я узнала, некоторые никогда раньше не видела. Они менялись: девичья фамилия, фамилия мужа, имена на иврите, прозвища.

Марта, Мими, Манси, Браха, Катька, Ирена, Гуня, Ольга, Герта, Алида, Марилу, Рахель… Я пополняла список портних и со временем список имен увеличился до двадцати пяти.